Пансионат - [15]

Вот только лавочки стояли мокрые. А книжка в сумочке была, Фицджеральд из бабушкиной библиотеки, одна из тех, сам вид которых Аньку безудержно смешил, не говоря уже о фамилии на старой потертой обложке. Марьяна не обижалась. По-хорошему, она даже и завидовала Аньке, у которой вместо старых книг вечно была новая, реальная и головокружительная любовь. А может, и вправду стоит — взять да и в круиз, по яркому морю на белом корабле, где все по-настоящему: и солнце, и брызги, и мужчины, непохожие на тех смешных пацанов, друзей Анькиных ухажеров, которых она постоянно… и к тому же правда ведь за бесценок, по сезонным студенческим скидкам.

Марьяна вышла к озеру. Зеленоватая вода, вся в кольцах дождя, казалась обманчиво неподвижной, словно поверхность луны с кратерами. Уточки, конечно, попрятались. На берегу озера стояла беседка, самое козырное и всю жизнь занятое место, где Марьяне никогда еще не удавалось посидеть одной, только один раз вместе с Анькой. Но сегодня даже здесь было пусто. И, кстати, осталась единственная в парке сухая лавочка.

Вошла, поскользнувшись на мокрой тропинке, развернулась, закрыла снаружи зонтик. Устроилась на лавочке: вид был невероятный, и запах, и шелест дождя; правда, капли под углом залетали и сюда, и зонтик она опять открыла, пристроив его наискосок над головой и книжкой. Единственное, приходилось его придерживать, и на йогурт свободной руки уже не хватало… ну и пусть. Пролистнула страницы в поисках нужной главы, они ложились одна на другую спокойно и мягко, уже чуть-чуть отсыревшие, податливые в безветрии. Вот.

— Гляди, какая девушка скучает!

— А че это она такая грустная, а?

— Не, пацаны, она же нас тут ждет! А мы как раз уже и здесь.

Она попыталась сделать сразу три вещи: закрыть книжку, положить ее в сумочку, встать. Не получилось ничего. Один, перекрывший собой свет и озеро в проеме, вырвал книгу из пальцев, двое других синхронно рухнули на лавку и сдвинулись вплотную, хватая за руки и за ноги, один из них дернул на себя и бросил под ноги зонтик, сминая подошвой пискнувшие спицы. Марьяна рванулась, не смогла даже пошевелиться, во внезапном полумраке беседки она совершенно не различала их лиц и почему-то пристально следила взглядом за своей книжкой в руках у того, что стоял посередине, как будто это и было самое важное. Он пролистнул несколько страниц и загоготал, остальные нестройно подхватили. От них несло алкогольным и табачным перегаром, их рукава и штанины были мокрые от дождя.

— Интересно? — тот, что посередине, темная силуэтная фигура без единой детали, швырнул книгу через плечо, и она беззвучно сгинула в дожде. — Сейчас будет еще интереснее. Давай, пацаны.

Хихикая и матерясь, они потянули каждый на себя ее ноги, кто-то сунул руку под мини-юбку, треснули колготки, побежала стрела, и Марьяна подумала, что нужно бы все-таки закричать, пускай оно не имеет смысла, но хотя бы так, чтобы не совсем уж… Получилось тихо и жалко, и тут же ей затолкали что-то колючее и мерзкое в рот, и расстегнули куртку, и с блузки посыпались пуговицы, и в какой-то момент удалось высвободить руку и толкнуть наугад неизвестно куда, и тут же ее выкрутили за спину с резкой пронзительной болью.

Превышение порога виктимности, думала Марьяна при этом совершенно отстраненно, текстом учебного диска по основам криминальной медицины, вот именно, многократное превышение порога плюс провоцирующее поведение и одежда, по статистике восемьдесят процентов происшествий по вине потерпевших: принудительное прохождение дополнительного курса личной безопасности плюс социальный штраф в размере…

— А она отсосет! Отсосешь, сука?

Ее столкнули со скамьи, в голое колено что-то больно вонзилось, наверное, спица, а тот, третий, уже со спущенными штанами, намотал на руку волосы Марьяны, рванул ее голову вверх и выдернул кляп изо рта; перед самым лицом болтался его темный член, даже и не эрегированный как следует, отметила она все так же отстраненно, цитатно, из учебника. Вцепиться зубами: виктимная агрессия, провоцирующая переход сексуального насилия в тяжелое, со всеми вытекающими последствиями для агрессивной стороны… А по правилам личбеза следовало, она и это помнила, перевести ситуацию на игровой уровень, с переключением ролей и сценарием максимально возможной минимизации… то есть, наверное, там сформулировано как-то по-другому…

— Ну?!

Он ударил ее в лицо, голова отлетела и стукнулась о край скамейки, те двое захохотали, еще и они тоже, переключение ролей — это значит самой и всем троим… Потом снова схватил за волосы и, нависнув, принялся хлестать по щекам этим самым членом, твердеющим, нереальным. Остальные, лапая за грудь и копошась пальцами между ногами, комментировали взахлеб, оглушительно-громко, не нужно и кричать, любой поймет и так, если будет проходить мимо. И пройдет себе, ведь любому понятно, что одной в дождливом парке — это махровое виктимное поведение, наказуемое в обществе само по себе…

— Не, пацаны, я щас кончу. Ставьте раком уже.

…Когда пришла Анька, дождя больше не было, и Марьяна, сидя в углу скамейки, подальше от пятен крови, отчаянно пыталась починить молнию на юбке. Очень мешали спутанные волосы, лезли в глаза. И еще все расплывалось от слез, неудержимых, невропатических, и это тоже надо было срочно починить, не идти же в институт вот так. Ничего особенного, восемьдесят процентов по статистике. Или даже восемьдесят пять…