Паноптикум - [146]

Но председатель месткома взял меня осторожно, можно сказать ласково, под руку и сказал:

— В той стороне, уважаемый товарищ советник, разрешите вам доложить, нет ничего интересного для обозрения.

— Как? В том конце коридора все клетки пустуют?

Председатель месткома только кивнул, делая вид, что не хочет тратить слов на таких ерундовых птиц, которых можно увидеть в том конце коридора. Тирольский директор также выразил мысль, что остальные клетки «не содержат достойных упоминания птичьих экземпляров». Сопровождавшие меня должностные лица предложили мне пройти в кабинет директора, где нас уже ждал небольшой завтрак, и выразили уверенность, что я, безусловно, устал от этой экскурсии, так как, будучи советником, конечно, не привык много ходить пешком. Да и вообще ведь смотреть пустые клетки гораздо утомительнее, нем полные редких экземпляров. Может быть, и средства на угощение меня завтраком тоже изъяты из сумм, ассигнованных на корм зверей?

— Спасибо! — решительно сказал я. — Я не голоден. Я не хочу, чтобы меня кормили на отпущенные мною же бюджетные средства. Хочу смотреть птиц.

Они попробовали убедить меня.

— Может быть, рюмочку домашней палинки? Так сказать, за мир и дружбу… — улыбнулся мне бородатый директор и показал сквозь дремучую чащу бороды необыкновенно крупные желтые зубы.

— Покажите мне всех птиц! Я хочу видеть всех птиц, всех до единой!

— Слушаюсь, — ответил председатель месткома, — только поверьте мне, товарищ, там действительно нет ничего, что стоило бы посмотреть…

— А это что такое? — показал я на птицу в огромной клетке, стоявшей в самом конце коридора. Эта одинокая птица беспрерывно прохаживалась по клетке взад и вперед.

Я сказал это таким жестким, начальственным, лишенным всякого либерализма суровым тоном, как это и подобает напавшему на след советнику, которому хотят помешать удовлетворить гарунальрашидовское любопытство.

Быстрыми и нервными шагами я прошел в другой конец коридора. Приблизившись, я увидел то же самое, что и издали: в огромной клетке, как раз напротив входа, прогуливалась одинокая птица, посматривая не то высокомерно, не то печально (никогда нельзя быть уверенным насчет того, какие чувства таятся в птичьей груди). Одинокая и угрюмая, эта странная птица ступала своими красными ножками по искусственным крохотным скалам, деревцам и мху. Время от времени она опускала кирпично-красный клюв в искусственное озерцо, но чаще хватала разбросанные по клетке зерна. Было видно, что птица очень любит покушать. На решетке клетки красовалась белая эмалированная дощечка, на которой черными буквами было написано: «Великий Года», а ниже, в скобках, латинскими буквами: «Limosa-Limosa».

— А вот и мой тезка! — воскликнул я, и сердце мое наполнилось каким-то теплым чувством, испытываемым человеком, когда он неожиданно встречается с дальними родственниками.

Тирольский директор смущенно переминался с ноги на ногу и дергал себя за галстук. Председатель месткома потирал руки, потом несколько раз кашлянул.

— А это кто? — спросил я.

— Это, извините, птица, — ответил председатель месткома.

— Разве? — воскликнул я.

— Прошу покорнейше прощения, но это все же птица, по-латыни она называется лимоза-лимоза, — объяснил председатель месткома с подчеркнутой любезностью, желая избежать упоминания моего имени — как-никак, а ведь это имя советника — для обозначения пернатого существа. А вдруг я обижусь? Вдруг я человек чувствительный и обидчивый? Может быть, я вообще незнаком с естествоведческими названиями, и в таком наименовании птицы заподозрю со стороны социал-демократического председателя месткома завуалированное оскорбление? И это перед самым объединением наших партий! Коалиция — инструмент чувствительный, даже самые незначительные факты, способные вызвать какие-либо трения, должны быть удалены с ее пути, пусть это будет всего лишь название птицы с длинным красным клювом.

Безмолвные и растроганные, стояли мы перед клеткой с птицей. Мы смотрели на нее почти благоговейно. Это была странная, но хорошенькая птичка. Она тоже обладала длинным носом (который вероятно, везде совала); она, как и я, неустанно бродила по своим владениям. Бородатый директор почтительно отошел в сторону, откашлялся и ученым голосом стал объяснять:

— Это, изволите видеть, птица величиной с голубя, но благодаря длинной шее и ногам она кажется значительно больше. Клюв у нее, как вы изволите видеть, длинный и гладкий. Если разрешите, я очень коротко расскажу о ней. Гнездится она в средней Европе, пояс ее распространения на севере захватывает южную часть Швеции, как морской берег этой страны, так и более глубинные районы. На юге границы ее распространения идут от Средней Азии до реки Енисея, гнездится она у заболоченных озер и на заливных лугах. Зимует главным образом на берегах Средиземного моря, прилетает с юга довольно рано, примерно в конце марта.

Бородатый директор закончил свои пояснения, шаркнул ножкой и торжественно поклонился.

— Правильно, — сказал председатель месткома, очевидно, почувствовавший, что в его обязанности входит заверение слов беспартийного директора.