Панк-вирус в России - [9]
О: Вы играли концерты в Германии. Что тебя там поразило? Какое отличие от нас ты там увидел? Что тебе понравилось и что не понравилось?
Р: Во-первых, я не очень хорошо знаю Германию, потому что я все время ездил в автобусе и с людьми мало общался. Но что мне нравилось в Германии все "как надо". Но у них очень скучно Они живут, чтобы комфортно было. У них все спокойно и очень стабильно. Может, это просто непривычно после российских условий, кризис на кризисом. А там — ровная жизнь. Меня это даже обломало
О: Если бы у тебя была возможность жить в любой стране, ты бы покинул Россию?
Р: Я — русский. И если, честно, я рад, что я здесь родился. Я рад, что я вырос в Москве. Я не хочу никуда уезжать. Мне нравится Россия. Мне нравится Москва. Хоть я с чем-то здесь не мирюсь, но многое меня бесит, но я тут родился, значит, я здесь нужен. Да, я русский панк, московский чувак, и, вообще, все ништяк. (Ха-ха)
(Сторона кассеты кончилась. Звенят стаканы).
Р: Что это мы разговариваем, вообще?
О: А хрен знает.
Р: Не помнишь, что ли?
О: По-моему, речь шла о том, что панк-рок — скорее, пофигизм. (Я — панк, и пошли все на фиг…) Или протест?
Р: Понял, понял. Вот есть обычные люди, которые вводят себя в режим и живут как роботы. А если не пошел куда-то на работу… (Я пару раз пробовал в жизни), то для меня это пиздец, просто смертельнно. У меня появляются сразу мысли: "На хрен я работаю на этого дурацкого бизнесмена?! На фиг я трачу свое время?! Я что, родился для этого уродства?!" Для меня смертельно — работать. Я считаю, что панки — не мода, это просто такие люди. Они были все время. И в XV веке, всегда. Это такие люди которые считают, что они родились для чего-то, а не жрать, не продавать свое тело на работе…
Я, вообще, не знаю, как эти интервью давать. Это все напрягает, и стремно (Звенят стаканы).
Р (допив остатки): Вообще, интервью лучше давать по-трезвому, а то заблуждаешься (смеется).
О: Да, что-то я спросить хотела…
Р: Не помнишь?
О: Многие считают, что в русском панк-роке больше пофигизма, а что ты думаешь по этому поводу?
Р: В русском панк-роке больше лохизма. На Западе этим больше занимаются, а у нас заниматься панк-роком очень сложно. Много побочек. Потому что пиздец, это деревня железная. Даже чтобы репетировать, просто играть в группе, нужно платить большие деньги. Уже у многих панк-групп нет денег, чтобы покупать базу, репетировать. Здесь нельзя этим серьезно заниматься. Если ты панк, то тебе хуже. На тебя будут тыкать пальцем, считать за второй сорт. Поэтому в России в панк-роке нет леваков, чтобы левый человек подписался: "Я — панк. Я играю панк-рок…" А наши панки — это люди, которые почувствовали, что у них есть творческое начало, и, зачастую, они пьющие распиздяи, лентяи, Они не могут найти денег. Сколько я групп знаю, половина просто обламывает и умирает быстро очень из-за того, что жизнь тяжелая.
О: Ну, да. Если на Западе, человек, по крайней мере, может прожить на пособие по безработице, то у нас это фактически невозможно. Панки — они, в какой-то степени, паразиты, потому что они не желают производить ничего для общества, этих тупых обывателей и государства, а поскольку у нас нет таких социальных, материальных пособий, как на Западе, они должны или сидеть на шее у родителей, или умирать с голоду. Поэтому у нас панк долго не выдерживает: или спивается, или старчивается, или попадает в тюрьму, или он, вообще, уходит из этого, женится, рожает детей, ведет образ жизни обывателя.
Р: Да. Типа такого. Здесь просто героический поступок — оставаться панком всю жизнь. Это или человек больной, даун, или, правда, идейный, но это редкостный человек выживает.
О: Как ты считаешь, какая главная идея панк-рока?
Р: Я не знаю, какая главная идея панк-рока, но у меня главная идея такая. Пот идет человек в розовых очках, и он доволен своей жизнью. Пиздец. Вот он идет, а справа от него избивают другого человека. А он идет: "А у меня жизнь такая пиздатая, и мне по фиг, никто не нужен". И для меня главная идея панк-рока: схватить его за шкирку и сказать: "Ты, что, чувак, вообще, ничего не винить?". Развернуть его головой: "Вот видишь, тут избивают человека". На самом деле, это дурацкая штука, понимаешь? Но во мне такой панк живет. Я не могу смотреть на то, как люди, оплывшие жиром и в розовых очках, ходят. Мне хочется встряхнуть их и закричать: "Хули ты отгораживаешься своим розовым заборчиком, посмотри, урод что происходит вокруг!". Вот так просто показать ему и отпустить: "Иди дальше".
О (полушепотом): Некоторые персонажи считают «Purgeи» фашистской группой. Что ты можешь сказать по этому поводу?
Р: Что я могу сказать по этому поводу? Что эти персонажи просто лохи.
О: А что ты можешь сказать по поводу своего отношения к фашизму?
Р: Для меня фашизм — вторая мировая война (1941-45 годы). Погибло немеренно людей от этого, это просто чума, чума XX века. Это чернуха. Для меня три вещи очень черные — коммунизм, сатанизм и фашизм. Это чернуха непросветная — убийство, насилие, ужас. Это три тоталитарные вещи, которые, я бы никогда не хотел, чтобы повторились. Я против этого. Я против. А что касается коммунизма и его тоталитаристском понимании, я считаю, что в начале 90-х мы внесли свой вклад в добивание этих сраных коммунистов, этой диктатуры, серости тем, что стебались над официозом все время, даже группу назвали "Ленин-самотык".
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.