Памятник и праздник: этнография Дня Победы - [124]

Особый интерес в данном случае представляет использование пламени как материального символа сакральности: опубликованные отчеты об автопробеге не уточняют, что в Трептов-парке не горит вечный огонь. Пять бронзовых венков в центральной части мемориала символизируют пять лет Великой Отечественной войны. Установка вечного пламени в них не была предусмотрена — хотя бы потому, что весь комплекс был построен за несколько лет до того, как у советских военных мемориалов (будь то внутри СССР или за его пределами) стали зажигать такие огни[128]. Тем не менее в материалах русскоязычных СМИ такой огонь регулярно фигурирует: авторы жалуются на то, что он якобы был потушен, и призывают «Газпром» или российское правительство исправить ситуацию[57] или же пишут о том, что вечный огонь в каком-то другом месте был зажжен от (на самом деле несуществующего) пламени в Трептов-парке[58].

Можно отметить и другие параллели между религиозными и светскими военно-мемориальными паломничествами. Паломники (так же как «простые» туристы) вольны посетить святые места в любой момент — и многие это делают, как и мусульмане посещают Мекку в любое удобное для них время, совершая умру (малое паломничество). Однако общепризнанные коммеморативные даты, подобно великим церковным праздникам или двенадцатому месяцу мусульманского календаря, ценятся выше других: именно в эти дни возникает особое ощущение общности, соблюдается особо богатый и тщательно разработанный обрядовый сценарий, включающий в себя хореографию коллективных действий и эмоций — от катарсиса до буйства.

Эти даты, в свою очередь, структурированы иерархически. День Победы, подобно Пасхе, является кульминационным пунктом не только годового праздничного цикла, но и многодневной программы праздничных практик, в рамках которой в течение нескольких дней до и после главной даты проводятся смежные мероприятия. Для обывателей (в одном случае — невоцерковленных, в другом — далеких от военно-мемориальной среды поисковых отрядов, патриотических клубов и т. п.) главный праздник становится единственным, в котором они участвуют. Другие даты, такие как День защитника Отечества (23 февраля), День памяти и скорби (22 июня) или же введенный в 2014 г. в России День неизвестного солдата (3 декабря), напоминают двунадесятые праздники тем, что они менее значимы и отмечаются гораздо более узким кругом участников. Их, наконец, дополняют праздники местного значения — такие как дни освобождения тех или иных населенных пунктов, зачастую отмечаемые как День города, либо дни известных сражений. В России весь список главных, второстепенных и малоизвестных военно-мемориальных дат с 1995 г. внесен в список дней воинской славы[129], по своей насыщенности напоминающий литургический календарь.

Существует также иерархия сакральных мест, определяемая не только официальным статусом, но и такими факторами, как размер, известность и местонахождение, — от этого зависит, например, представительность официальных делегаций, участвующих в коммеморативных церемониях по особым дням. Так, если послы России и некоторых других постсоветских государств (в частности, Беларуси, Казахстана, а до 2014 г. и Украины) обычно посещают мемориалы в Тиргартене и Трептов-парке 8 мая и 23 февраля совместно с высокопоставленными представителями других государств и военных сил, в Шёнхольце 8 мая присутствуют всего лишь сотрудники торгового представительства — несмотря на то, что формально мемориал в Панкове имеет тот же статус, что и его аналог в Трептов-парке, превосходя последний по количеству захороненных солдат.

Наконец, даже в ряде деталей поведение некоторых посетителей мемориалов напоминает поведение паломников при посещении святых мест. В частности, существуют разительные параллели между практиками поклонения святым мощам в православных монастырях и практикой посещения залов славы (напоминающих надземные крипты) в мемориалах Трептова или Шёнхольца. В обоих случаях важно занять очередь, чтобы (в те моменты, когда доступ к мощам открывается) «отметиться», прикоснуться к святыне, а в последние годы — также и сфотографировать их или себя на их фоне. О том, что ритуальные практики напоминают скорее посещение религиозных святынь, нежели традиционные коммеморативные ритуалы на кладбищах, говорит и то, что в центре церемонии чаще всего оказываются центральные памятники, а не собственно места захоронений: так, в Трептове в кургане под залом славы захоронено «всего» 200 солдат, в то время как тысячи тел покоятся в ничем не отмеченных братских могилах по краям комплекса.

В Берлине светские паломничества — одна из практик, превращающих советские военные мемориалы в места поклонения, чье универсальное сакральное значение не нуждается в дальнейшей легитимации. Такое восприятие согласуется с гражданско-религиозным измерением военной коммеморации, распространенным, например, в России и Беларуси. При этом на неподконтрольной постсоветским властям территории светские пилигримы в подавляющем большинстве случаев воспроизводят (а иногда — изобретают) «сакральное» поведение без каких-либо контролирующих инстанций (хотя, безусловно, во многом следуют авторитетным нормам и образцам). По сравнению с прежними срежиссированными демонстрациями советско-германской дружбы такие практики воспринимаются местными жителями как гораздо более аутентичные — эффект той самоорганизации, которая уже отмечалась в первой части статьи.