Памяти Петра Алексеевича Кропоткина - [87]

, и 8) пищи не могли носить, ибо у самих было мало.

На дальнейшие расспросы судей подсудимые отвечали, что сколько ушло — не знают; что Рейнера сменили, ибо передовой отряд увез его силой, надеясь, что партия пойдет за своим старостою; другие же говорили, что Рейнера сменили по болезни. За Целинским подозревали что-то и даже присматривали.

Муринская партия приводила в свое оправдание почти то же самое, и суд оправдал эту 6 категорию, за исключением двух человек.

На 11 заседании были, наконец, суждены подсудимые 7 категории. К этой категории прокурор отнес преступников разных партий, которые отказались идти за мятежниками, за что и были арестованы ими, а также те, которые были больны, в лазарете или же просто остались на местах.

Они обвиняются, — говорил прокурор, — в том, что, при громадности преступления, не могли не знать о нем, а между тем не предупредили о нем начальства. Из сего изъемлются лишь преступники, бывшие в Сухом Ручье, которые могли не знать об этом, ибо только что пришли из Петровского завода. Кроме того, подсудимые 7 категории обвиняются в том, что не оказали серьезного сопротивления своим товарищам.

В оправдание свое подсудимые отвечали, что ничего не знали о подготовлявшемся и никогда не сочувствовали подобному мятежу, что даже оказывали ему сопротивление. Но что серьезного противодействия не оказали лишь потому, что были без оружия в то время, как прочие были вооружены.

Наконец, на 12 заседании было решено дело о вышеупомянутых 7 человеках, захваченных в. ст. Лисовским, при чем эти люди были окончательно оправданы, за исключением одного, оставшегося в сильном подозрении. Да, кроме того, были суждены некоторые преступники, не спрошенные раньше за болезнью; наконец, был опять призываем Вронский.

Из показаний Вронского обнаружилось очень мало существенного. Искусно выгораживая себя, он постоянно повторял, что ничего не знал о подготовлявшемся бунте; что Квятковский и Ильяшевич ничего не говорили ему; но он, Вронский, заметил только, что подготовлялось что-то; знал о том, что многие не желают участвовать и что даже как-то раз ночью спорившие полезли-было на ножи; впрочем, ему удалось узнать, что существует деятельная организация, но не верил, чтобы ей удалось сделать что-либо, так как знал, что крестьяне в прошлом году, напр., так старательно работали на дороге около Посольска; Вронский убедился, что действительно подготовляется что-то только тогда, когда увидел, что Шарамович и Ильяшевич совещались о чем-то после порчи телеграфа, бывшей незадолго до 26 июня. Муринская партия не участвовала в беспорядках, желая быть самостоятельной, а мишихинская не знала, что делать, и все ждала Шарамовича. Затем Вронский продолжал уверять, что не был на Лихановой, а, не доехавши 5 верст, остановился у балаганов, откуда в бинокль увидел войска, или же вернее показалось, что увидел войска, так как бинокль был плох, и вернулся сказать об этом Шарамовичу. Далее, забывая свое прежнее показание, что он отказался быть адъютантом при Шарамовиче[48], а шел простым солдатом, Вронский говорил, что во время дела под Быстрой находился при Шарамовиче, и, по его поручению, ездил узнавать, где находится Целинский, но, не найдя его, вернулся к Шарамовичу и сделал предположение, что Целинский вернулся за Быструю, — что могло согласоваться с его предположением итти в Монголию, в Ургу. Шарамович этому не поверил. Карабин Вронский получил от слесаря, который будто бы сделал его сам (?) в Лиственичной, для охоты за козами, утками и т. п.

После Вронского были еще суждены 5 человек больных из разных категорий, и тем комиссия заключила свои действия.

П. Кропоткин.