Памяти Петра Алексеевича Кропоткина - [83]

Почти без исключения все подсудимые этой категории в своих объяснениях перед судом говорили, что раньше ничего не знали о предстоявшем побеге за границу, видели только, что дворяне что-то говорили между собою. Оправдания всех сводятся на одно: наехали люди неизвестно откуда и стали выгонять всех из балаганов, заставляя итти и грозя в противном случае загнать в Байкал и потопить или пустить пулю в лоб. Чтобы не разбежались, окружили их конными и гнали на Мишиху; весьма многие прибавляют еще тот вариант, что усадили на телегу и увезли. На Мишихе расставили цепь и, слышно, хотели перерезать тех, кто не захочет итти. У приехавших таким образом людей в числе 30–50 человек[46], было оружие. «Где же было нам сопротивляться, когда и конвойные не могли ничего сделать», прибавляли другие. Иные дополняли тем, что дошли до отчаяния; холодно, голодно, не думали, что будет хуже, и решились бежать за границу.

Некоторые из подсудимых говорят, что бежали с дороги, еще не доходя до Мишихи, и спрятались в тайгу. Но большинство говорят, что бежали, заслыша выстрелы или трубы горнистов, или же заслыша о приближении русских войск. На другой день, как говорили многие из подсудимых, они хотели выйти из леса на дорогу, но в них стреляли крестьяне, солдаты и казаки; другие же, узнавши это от скрывавшихся же в лесу, вернулись и потом присоединились к шайкам Шарамовича, Котковского, Держановского и другим, еще более мелким кучкам.

Замечу при этом, что во всех этих рассказах есть доля истины. Несомненно, как оказалось при суждении следующих категорий, что многие шли именно только в надежде убежать за границу, которую они считали очень близкою, вовсе не рассчитывая на вооруженное столкновение с войсками; что многие шли, действительно, по принуждению или увлеченные другими; что иные действительно хотели выйти из тайги, но в них стреляли, тогда они снова бросались в тайгу и сходились с другими, и присоединялись к шайкам. Но как все, за исключением 5–6 лиц, и в том числе даже такие, которые, несомненно, принимали деятельное участие, показали, что шли по принуждению; и весьма многие утверждали, что хотели вернуться, но не могли, то суд находился в весьма затруднительном положении — отделить действительно таких от тех, которые лгали. Таким образом, показания подобного рода, если они подкрепились фактами, не могли быть приняты судом, на основании соображения, что немыслимо, что 5, 6, наконец, 10 человек могли всех заставить итти за собою. Поэтому легко может случиться, что в число действительно виновных попадут в следующей категории, — может быть, и в этой, — люди, шедшие по принуждению или же по необходимости, вернувшиеся в тайгу и, наконец (таких должно быть не мало), шедшие по увлечению, слишком положившись на своих руководителей; последних особенно их должно быть не мало.

Во время расспросов суд старался выяснить положение некоторых сомнительных личностей, как, напр., Держановского, Сарнецкого (кузнеца), Керсновского, а также Целинского и друг. Но подсудимые по большей части не называли имен, уверяя, что не знали наехавших к ним людей, не знали о приготовлениях и т. п.; впрочем, двое показали, что Сарнецкий, действительно, приготовлял оружие; а 6, если не более, показали одни, что Держановский в тайге был хозяином (или старостою); другие, — что на нем была шашка на серебряной портупее и что он имел ружье, которое иногда передавал другим. Наконец, про Керсновского было показание, что он, действительно, был поручиком 5 полка.

Остальные говорили, что не помнят, в чьем были плутонге, в тайге же ходили без начальника, или выбирая такового по очереди на 3 дня.

Любопытно, наконец, следующее показание про Целинского; он обещал всех вывести за границу, — в Бухарию, по словам одного из подсудимых. «Пусть хоть один человек при мне останется, я с ним одним выйду за границу, — говорил некоторым Целинский, — и через 3 месяца будем уже в Париже». Одного из своих спутников Целинский принуждал быть адъютантом. «Я отвечал ему, — говорил подсудимый, — что не умею ни читать, ни писать; но он выставил меня на 6 часов на дождь и бил нагайкою». Когда спутники Целинского стали просить его поскорее вывести к жилью, а уже не за границу, то он отделил от себя 16 человек и говорил: «Идите, куда хотите», и не хотел даже сказать, куда итти. «Наконец, — говорили подсудимые, — выходя из гор, мы сдавались без боя; не то нас захватывали казаки или бурята. Все терпели недостаток в пище, сперва питались лошадьми, делая из кожи сумы для припасов, а потом чем попало». Фактических опровержений обвинения почти никто из подсудимых не представил.

7.

Иркутск, 10 ноября 1866 года.

На следующем 6-м заседании было приступлено к суду над политическими преступниками, отнесенными прокурором к 4 категории. Их было на лицо 76 человек. Все они, — говорил прокурор, — принимали более или менее деятельное участие в мятеже. Все они, из своих партий, были на Мишихе, некоторые даже на Быстрой. Следовательно, были не из последних деятелей. Видя, что замысел их не удается, или одумавшись, они являлись добровольно к нашим отрядам.