Памяти Петра Алексеевича Кропоткина - [46]

Наконец, он около меня, я вижу его в нескольких шагах от себя… Ясные, ясные глаза любовно перебегают с одного человека на другого…

Через несколько дней мне пришлось увидать П. А. у одной русской эмигрантки и познакомиться с ним лично. Более близкое знакомство с ним еще сильнее укрепило мое первое впечатление, и я невольно поражалась его всеобъемлющим ясным умом, научной эрудицией, его широкой терпимостью, его безграничной верой в человека и его глубокой любовью ко всем угнетенным и эксплоатируемым.

Дмитров,

11 июля 1921 г.

Н. Критская.

Мое последнее свидание с П. А. Кропоткиным

Это было прошлою осенью в конце октября. Я поехал к Петру Алексеевичу для того, чтобы вылепить с него этюд для бюста, который заказал мне Центральный Географический Музей. В Москву я поехал вместе с П. А. Пальчинским, который рассказал, что он недавно виделся с Кропоткиным и нашел его в прекрасном состоянии. Это известие очень меня порадовало; я все находился под впечатлением моего последнего посещения П. А. в Бордолеро на Ривьере. Тогда П. А. чувствовал себя нехорошо после болезни.

Поездка в Дмитров, где жил П. А., оказалась делом не очень легким: вокзал находится на окраине города; трудно было попасть в поезд, переполненный пассажирами и их багажем; приходилось все время стоять в духоте и в тесноте. Но зато, добравшись, наконец до Дмитрова, я почувствовал радостное настроение. Свежий осенний воздух привел меня в себя. Восхитил меня красивый великорусский городок. Он расположен по неровной живописной местности. Все утопает в зелени, и после лета, проведенного мною в городе, я здесь почувствовал прелесть русской природы.

В одной из верхних улиц города, внутри красивого садика, уютно расположен дом-дача, в котором жил П. А. Никого дома не было. Поднимаясь по садику, я попал в открытое место — огород — и там увидал Софью Григорьевну (жену Кропоткина). Она копала картофель.

— Вот видите, — заговорила она, — на старости лет приходится работать на земле. И руки не могу вам подать. С утра копаю картофель; весь огород — это дело моих рук, — за то овощи будут на весь год. А Петр Алексеевич, — прибавила она, заметив, что я осматриваюсь и ищу глазами, — скоро придет: он теперь гуляет.

— Как его здоровье?

— Не очень-то хорошо. Сердце очень слабое. Я очень беспокоюсь за его здоровье; поддерживаю его, сколько позволяют мои силы. Счастье, что у нас корова, — и я могу ежедневно давать ему хорошее молоко. Ну, вот на сегодня довольно, — закончила она, — теперь надо картофель снести в сарай. Помогите.

Взвалив мешок с картофелем на тачку, я собирался катить ее вниз, но в это время у калитки появился Петр Алексеевич. Мелкою быстрою походкою он вплотную подошел ко мне, радостно приветствуя мой приход. Мы расцеловались. Меня порадовал его свежий бодрый вид. Таким я его видел лет 15–17 тому назад в Англии, в Бромлей, — он показался мне ничуть не состарившимся.

— Дайте я помогу, — сказал он и, схватив ручку тачки, встал со мною рядом, желая везти картофель. Мы противились этому. Софья Григорьевна опасалась, что это вредно отзовется на его сердце, но П. А., не обращая внимания на наши протесты, повез свежий картофель в сарай.

Вошли в дом. Через стеклянный крытый балкон попали в крошечную темную переднюю, затем в небольшую уютную столовую и оттуда в кабинет, заставленный так тесно мебелью, что трудно было вдвоем пройти к роялю, на котором лежали книги. Книгами была наполнена и вся комната: они лежали и на подоконнике, и на столах, и даже на стульях. Все это напомнило мне его кабинет в Бромлей; вообще вся квартира и даже обстановка ее была точно перенесена из Англии, — только сад и огород говорили о помещичьей жизни (раньше этот дом-дача принадлежал известному помещику).

— А вот и ваша комната, в которой вы будете спать, — сказал П. А., открывая дверь небольшой комнаты возле балкона, — и сильный острый запах яблок и томатов, лежавших на столах и на комоде, пахнул мне в лицо. — Тут живет Саша (дочь П. А.), когда она приезжает из города.

— Как она себя чувствует?

— Она страшно много хлопочет в городе о выезде в Англию; ей необходимо съездить в Лондон и привезти мою библиотеку — около 10 ящиков книг. Бедная, она очень злится, потому что ей не выдают разрешения на выезд.

Я передал П. А. письмо от директора Географического Музея, который сообщал об избрании П. А. Кропоткина почетным членом Музея, а от себя прибавил о поручении последнего вылепить П. А. для Музея.

— Что же, я очень рад, — сказал П. А., — вот можете устроиться у окна и — хотите? — сейчас же начнем. Скажите, что вам нужно: столик и еще что?

Признаться, место, на которое указал П. А., было очень неудобно для работы, — слишком тесно, да и двигаться было нельзя. Впрочем, мне не раз уже приходилось работать при таких неблагоприятных условиях. Помню, что когда я впервые лепил Л. Н. Толстого, то не мог делать никаких движений, потому что Л. Н. писал, и я боялся произвести шум, чтобы не помешать ему.

Мы решили сейчас же приняться за работу.

— Но раньше всего, — сказал П. А., — мне надо переодеться и причесаться.

Я вспомнил первый сеанс, когда я лепил П. А-ча в Бромлей: он и тогда до начала моей работы побежал прихорашиваться…