Пальмы в долине Иордана - [22]

Наконец является Ури.

— Сашка, а давай я буду тебя охранять! — с восторгом придумывает себе важное дело этот болтун. — Ты так не смотри, — добавляет он. — Я — десантник, в ударных частях служил!

— Ну да, я окучивать, поливать буду, а десантник — на холмике посиживать и любоваться, как на меня глазеет еще один бездельник!

В последующие дни пастух продолжает выгонять своих коз на соседние совершенно лысые барханы. Видимо, ему интересно следить за моими опытными земледельческими приемами. Или за моими голыми ляжками. Может, выудить из-под кровати и приволочь сюда на всякий пожарный покрывшийся ржавчиной узи? Я представляю себе, как весь день огромная тяжелая махина будет хлопать меня по попе, — не бросишь же автомат за кустом! — и отказываюсь от этой мысли. К тому же, я не умею стрелять. Скажи я только слово, и, конечно, меня, неженку и слабачку, без малейшего военного опыта, охотно заменят на какую-нибудь более геройскую личность — скажем, Дафну, а то и Шоши… А может, установить добрососедские отношения — помахать пастуху рукой, или прокричать что-то идущее от сердца, вроде “Аллан у саллан”? Увидит, какая я милая, и сразу отбросит возможные дурные намерения, типа изнасиловать и убить сионистку в этом пустынном месте… А вдруг, наоборот, припрется развивать и углублять международную дружбу?…

На следующее утро я сменяю белые шортики, оставляющие половину задницы снаружи, на длинные холщовые штаны с множеством карманов. Один из них оттягивает перочинный ножик. В последующие дни каждый из нас торчит на своем участке, полностью игнорируя присутствие другого: мы напоминаем две половинки экрана, одновременно показывающие две не связанные между собой реальности.

Площадка перед столовой вроде форума. Вот и сейчас там жарко спорят Рони и Дафна.

— Все, — заключает Рони, — я звонил врачу, и вас необходимо проверить!

— Что за глупости, — машет рукой Дафна, нервно почесываясь, — я себя прекрасно чувствую!

Несмотря на возражения, Рони везет девушку и еще троих ребят в Нааран, в ближайший медпункт. Оказывается, они опрыскивали поле от какой-то напасти, и то ли ветер не в ту сторону подул, то ли сами из шалости или по ошибке окатили друг друга ядовитой жидкостью. Теперь у них берут кровь на анализ.

Небрежных работников отчитывают, раздают им маски, рукавицы, и на следующий день они опять выходят травиться в поле. Маски и рукавицы валяются на дне грузовика.

Больше всего пугают рассказы про иерихонскую розу. Несмотря на романтическое название, это вовсе не цветок, а след от укуса какой-то страшной здешней мухи. Говорят, что рана не заживает месяцами и навсегда оставляет тяжелый уродливый шрам.

— Рони, а если меня эта иерихонская муха в лицо укусит, ты меня все равно будешь любить?

— Особенно, если в нос, — уверяет Рони, — просто жалость, что она пока еще тебя не укусила.

Пока иерихонская муха вообще никого не укусила. Может, это просто часть фольклора — жуткие россказни отважных британских первопроходцев, посещавших в прошлом веке долину Иордана в сопровождении местных проводников и старательно отмечавших в дневниках, что белый человек в здешних местах выжить не в состоянии. Зато скорпионы действительно кусаются постоянно.

— Это не опасно, — утешает Ицик толстого Эльдада. Все стоят вокруг и сочувственно ужасаются кошмарному виду его ноги. Никому, кроме самого Эльдада, не хочется легкого исхода.

— Наверное, все-таки не выживет, — тихо, но слышно предполагает Ури.

— Почему не выживет? — не соглашается Дафна. — Если вовремя ампутируют, еще есть шанс…

Эльдад держится за ногу и всхлипывает. Нога страшно распухшая, хотя она и до укуса большим изяществом не отличалась.

— Болит ужасно, — подвывает эконом.

— Яд скорпиона убивает только детей и беременных, — пренебрежительно машет рукой Орит, закаленная зверскими методами сведения волос.

— Я еще совсем дитя, — всхлипывает неженка.

Рина, тронутая его муками, берет страдальца за руку. Кончается дело поездкой в Иерусалим, в больницу “Адасса”, в сопровождении доброй Рины. Я ужасно боюсь скорпионов, поэтому, когда хожу по газонам, стараюсь внимательно смотреть под ноги, не шевелится ли что-нибудь в траве. Как-то вечером я вошла в прачечную забрать белье, и когда включила свет, успела заметить отвратительное гигантское насекомое, мчавшееся прямо к моим ногам с поднятым, как парус, хвостом. Я отпрыгнула, схватила метлу и после нескольких промахов сумела пришибить гадину. С этих пор, входя в темное помещение, я всегда первым делом включаю свет и осматриваю пол.

Зато миновать нашествия саранчи не удалось никому. Постепенно все смирились с новым ударом судьбы, перестали обращать внимание на эту египетскую кару, только старались отряхиваться, поднимаясь с травы. Труднее было притерпеться к тому, что эта нечисть залетала в кастрюли. Как ни старались повара уберечь от нее супы, стоило только приподнять крышку, — посолить или добавить овощи, — и саранча тут же устремлялась внутрь, чтобы кануть в кипящем вареве. Научились есть внимательно. Проклятые насекомые исчезли так же внезапно, как и появились.

К зиме работы на манговой плантации временно приостановились, и меня, знаменитую своими швейными талантами, перевели на совсем блатную работу — в прачечную. Мне было дано спецзадание: к въезду в новые дома сшить всем желающим занавески.