Паладины - [63]

Возможно, ситуация была бы не такой уж и плохой, если бы не новая тактика, принятая румийским султаном. Потеряв все, обозленный Кылыч-Арслан отводил остатки своих войск перед надвигающейся крестоносной армией. И везде по ходу движения тюрок многочисленным в этой местности христианским поселениям доставалось от бывшего правителя Никеи. Деревни и городки сжигались дотла, источники и колодцы заваливались порубленными телами местных жителей. Не имея возможности помешать войску паломников, Кылыч-Арслан отыгрывался на своих подданных, оставляя освободителям выжженную землю.

У вчерашних триумфаторов начался падеж лошадей – воды в редких ручьях не хватало даже людям. Стали традицией стычки за места у водопоя или в очереди у оставшихся чистыми колодцев. Бочки, предусмотрительно заполненные водой, за которые отвечал рыцарь Тимо, помогли протянуть несколько лишних дней, но что прикажете делать, если колодцы встречаются на пути войска крайне редко и почти все они завалены трупами?! Обессиленное войско шло на далекие дымы все новых пожаров, которыми сельджуки отмечали свой отход.

Несколько отрядов фуражиров, посланных в сторону от основного направления похода, бесславно сгинули в ущельях и холмах, и руководство Христова воинства решило не распылять силы. Теперь, когда на поиски еды и воды уходили многотысячные армии, ход замедлился еще больше.

Лошадей в упряжках заменили сначала на мулов, потом на волов, терпеливо сносивших тяготы пути. Эти медлительные, но замечательно выносливые животные могли, как и верблюды, днями обходиться без воды, зато, дорвавшись до источника, способны были осушить его. То, что с трудом тянула четверка лошадей, легко тащилось парой турецких волов. Те, кто не озаботился добыть или выменять их, перегружали вещи с павших лошадей на себя. Кое-кто приспособил под гужевой транспорт баранов и коз, попадавшихся в горах куда чаще.

Костя попробовал привстать. Когда они выезжали, в обозе было девятнадцать повозок с ранеными… Теперь их осталось четыре… Большинство умерло в первые четыре дня, остальные – когда начались проблемы с водой. Выживали единицы. Поправлялись в основном легкораненые или богатые паломники, способные обеспечить себе должный уход и внимание. Кнехты умирали сотнями. Паломники из бедного сословия – тысячами. Самые слабые, прибившиеся к походу юродивые и крестьяне, не перенесли и двух недель пути по безводной степи. В одну из стоянок на земле осталось лежать почти пять сотен трупов. Легкая смерть.

Их более выносливые товарищи еще держались.

Малышев вылез из повозки и прошелся вдоль вяло тянущейся вереницы медлительных животных. Местные христиане, из тех, кому удалось остаться в живых после отхода тюрок, по мере сил обеспечивали армию паломников всем тем, что удалось сохранить: едой, фуражом, но самое главное, они указывали места, где можно было раздобыть воды. Вот и сейчас около передней повозки шел один из тех бесчисленных помощников, без которых продвижение по вражеской земле было бы невозможным.

Косте показалось, что молодой сириец-проводник что-то проговорил правившему волами воину в сером плаще. Тот односложно ответил, сириец протянул руку, и маленький кусочек пергамента или бумаги перекочевал из одной ладони в другую.

Малышев задержал дыхание. Послание?! В стране, охваченной войной? Связь между воином захватчиков или освободителей, это для кого как, и незнакомым ему местным жителем скорее всего означает шпионаж!

Он поправил перевязь меча и уже собрался позвать людей на помощь, как воин, передавший записку сирийцу, повернулся в профиль, окидывая взглядом прочесывающих склон холма крестоносцев.

Костя юркнул за ближайшую повозку. Человек, передавший послание проводнику, был ему хорошо знаком. Теперь он служил в отряде рыцаря Тимо, а до этого – в дружине баронессы де Ги. Звали его Давид, а чаще по прозвищу – Пипо.

4

– Ты уверен, что это был именно он?

– Сначала был уверен, а сейчас… подумав… – Костя пожал плечами. – Жара, сам понимаешь… – Оруженосец почесал голову. – Да не… Точно он!

Горовой понимал… Понимал он то, что во время войны обвинять одного из своих воинов в предательстве без должных на то оснований было чревато… Прежде всего волнениями среди собственных солдат. Потому и не спешил с выводами.

– Слухай сюда, друже, – Тимофей Михайлович против воли перешел на артистический шепот. – То, что ты заметил, это хорошо, это правильно. Если бы мы были в Италии, то я того Давида и сам сразу кату отдал бы. Но тут надо вести себя… спокойней.

– Чего спокойнее-то? – не понял Малышев.

– Все!.. Говорю, что не надо ничога делать, пока нет уверенности. Не стоит лихоманку[65] на себя звать. Она сама придет.

– Ядреный карась!.. Ты что же, предлагаешь ждать, пока он нам воду отравит?

– Если бы он хотел, то давно б ужо патравил.

Костя недоумевал:

– Но ведь он явно общается с кем-то из врагов!

Казак пожал плечами:

– И шо? Упаси тебя Божа обвинить невиннага. Ты сперва докажи, что он зрадничае[66], и только потом бери его за шкиворот и тяни к ответу.

Костя ошалело замер. Он ожидал явно не такой реакции рыцаря Тимо на сообщение о том, что один из его людей тайком общается с местными жителями.