11 мая 2002 года.
В ранних электричках нет ничего интересного. Что может быть привлекательного в усталых дачниках, старушках, страдающих бессонницей, гастрбайтерах, стремящихся попасть в город до того, как полусонные патрули выползут на свой ежедневный промысел? Их судьбы тусклы, мысли серы, а физиономии обыденны…
Вова-Паровоз, окинув взглядом очередной вагон, лениво шествовал дальше, почти не обращая внимания на убогих обитателей потертых скамей. Собаки везли один и тот же контингент, и Вова с друзьями всегда находили себе занятие.
Себя они гордо именовали "санитарами".
Трое таджиков, невесть как попавшие в электричку, без лишних уговоров поделились своим нехитрым "скарбом". Парочка молдаван в замызганных куртках со следами краски на лопатообразных ладонях, немного пошумев и пожаловавшись на жизнь, скинулась. Дела шли своим чередом, пока Гвоздь, безбашенный малолетка с залитыми пивом и безнаказанностью глазами, не заприметил в углу крашенного "узбека".
Если бы Вова мог предвидеть будущее, он бы, конечно, увел команду. Но таким талантом двадцатилетний предводитель ячейки самопровозглашенного "истинно русского общества" не обладал…
– Ну, чуркоган, ты приехал…
Двое мужчин, сидевших на соседних местах и тихо переговаривавшихся, удивленно подняли головы.
Один – двадцатипятилетний, поджарый, с обветренным и загорелым дочерна лицом. Второй – с яркими восточными чертами, скуластый, уже немолодой, но тоже подтянутый, с нехарактерными для его лица светлыми волосами. Оба были одеты в дешевые китайские рубашки, новые турецкие джинсы и польские кроссовки. Скромные холщовые рюкзаки у ног могли принадлежать кому угодно – от туристов до менеджеров низшего звена, выезжавших за город на "подышать".
"Санитары" прошли бы мимо, если бы ушлый Гвоздь не заприметил на руке пожилого явно недешевый массивный серебряный перстень и золотой браслет. Это в корне поменяло отношение к путникам.
– Чё, голубки, добро пожаловать в Рас-с-сию!
Сидящий у окна двадцатипятилетний "курортник" скептически прищурился.
Семеро бритоголовых, накаченных дешевым алкоголем подростков, почему-то не вызвали в нем уже ставшей привычной для "санитаров" оторопи. Схожие черные куртки, темные джинсы и стоптанные берцы, как и бритые "под ноль" головы под разномастными бейсболками – давно стали верительными грамотами "санитаров"… Большинству "клиентов" даже не надо было пояснять что к чему – докумекивали сами.
Вова нахмурился. На двух ранних посетителей пригородной электрички их вид, по-видимому, не произвел никакого впечатления.
– Ну а вы, собственно, кто такие?
Младший из путешественников спросил таким рядовым тоном, так обыденно, что Вова не нашел ничего лучшего, как представиться:
– Крестоносцы мы…
"Узбек" радостно улыбнулся:
– Так и мы тоже!
Паровоз взорвался:
– Какое "и мы", ты, чурка?! Ты где такой загар приобрел?! В Молдове, ебнрот?!! Или в "неньке Вильной Украине"?! А, может, в горах?! На курорте? У тебя ж, мля, акцент, как у чурбана базарного, а туда же – "и мы"! Вчера, небось, еще овец у себя в ауле трахал, а тут к нам в Питер приперся, и уже – "мы", козлина говорящая!!!
Ощущая за спиной молчаливую поддержку остальных, Вова все пер бы и дальше, если бы не наткнулся на взгляд "молодого". Такие же тусклые злые глаза становились у его отчима, отчалившегося по нескольким ходкам уркагана, на котором болтались один доказанный и куча "недовешенных" трупов, когда он начинал злиться. Тогда мамка, отпитая, но еще не растерявшая мозги, прятала маленького Вовку от "тятькиного" гнева.
– Короче…
Паровоз запнулся, но отступать ему было нельзя. В стае – свои законы.
– Короче так… Ты, – скинхед ткнул пальцем в пожилого "азиата". – Давай сюда свои бранзулетки, перстень и браслетик. А ты, – тычок в сторону "молодого". – Ме-на-гер, за борзость гони сюда кошелек. Прикину сколько штрафа брать.
Молодой усмехнулся. Недобро так, по-звериному. У Вовы опять нехорошо заныло в низу живота. Не булькай там бутылочка "Клинского" и не подпирали бы спину одобрительно порыкивающие члены стаи, он отступил бы, а так… Так он стоял и ждал… Ждал возмущенного гомона, возгласов, угроз или просьб. Чтобы на любую реакцию обрушить на противника то, что он олицетворял в глазах своих соратников, – силу! Ждал, поигрывая полупустой бутылочкой пивка, своего любимого и привычного оружия.
Вместо этого оба объекта наезда молча встали и… Это даже нельзя назвать нападением. Нападение – это когда один атакует, второй защищается. Поднявшиеся со своих мест путешественники просто избивали своих противников.
Молодой коротким тычком в шею вырубил вожака, поднырнул под руку размахивающего кастетом юнца и двумя ударами выбил дух из самого крупного бритоголового. Стоявший сбоку скинхед с торчащим из-под куртки голубым футбольным шарфиком только потянул из кармана цепь, как пальцы "жертвы" гоп-стопа сомкнулись на его кисти. Хрустнули кости, налетчик взвыл. Кулак "менагера" впечатался в скулу, отбрасывая тело к выходу из вагона.
Узкий проход не позволял "санитарам" использовать численный перевес, но он же и нивелировал преимущество в скорости путешественников перед мешающими друг другу налетчиками.
