Палачи и жертвы - [46]

Сталин: Арестуйте, побейте, расстреляйте!

Пометка Рухадзе: «Указание об аресте выполнено в тот же день».

2) Сталин: Кто вами арестован дополнительно?

Рухадзе: Новых пока никого не арестовали, я сам не могу решать вопросы арестов.

Сталин: Чарквиани показания посылаете, он их читает?

Рухадзе: Да, товарищ Сталин, посылаю. Он их читает, но никаких указаний не дает.

Сталин: Арестуйте Каранадзе, он близкий человек Барамии.

Пометка Рухадзе: «Указание выполнено».

3) Сталин: Шария арестован?

Пометка Рухадзе: «Ночью Вождь дал указание Чарквиани об аресте Шария, а утром мы его взяли».

Рухадзе: Арестован, товарищ Сталин! Сталин: Займитесь им основательно. Выясните, кто посылал его в Париж, с какими поручениями, с кем он там связывался, на кого шпионил.

4) Сталин: Барамия— настоящий шпион.

Его надо разоблачить, он, несомненно, был связан с Гегечкори, надо установить канал. Рухадзе: Сделаю все возможное, товарищ Сталин…»

Таких примеров множество, приводить все, по–моему, нет смысла, ибо дело не в их количестве, а в существе. Но отдельные пояснения к ним необходимы. Кем был Гегелия, которого Сталин велел арестовать, побить и расстрелять? Г. Д. Гегелия, реэмигрант из Франции, вернулся на родину в 1947 году — вот, собственно, все, что Сталин узнал о нем из справки Рухадзе. Однако самого главного Рухадзе почему–то не указал — Гегелия в 1925 году был направлен во Францию органами ВЧК — ОГПУ и двадцать лет был нашим закордонным агентом. Вслед за Гегелией арестовали его жену — Л. К. Сан—Реми, француженку по национальности. Основанием для взятия под стражу послужило то, что она «антисоветски настроенная личность, выражавшая желание (после внезапного ареста мужа. — К. С.) вернуться во Францию».

Упомянутый Сталиным Каранадзе — министр внутренних дел Грузии, не входивший, мягко выражаясь, в число друзей Рухадзе. Проводя массовые аресты, Рухадзе не забывал тех, кто когда–либо хоть чем–то навредил ему. Так, например, по делу антисоветской мегрело–националистической группы был арестован заместитель министра внутренних дел ГССР Бзиава, который несколько месяцев назад посылал в Москву рапорт про болтливость Рухадзе. Кроме того, на следствии выяснилось, что он приносил Барамии заявления от сотрудников МВД с компроматериалами на Рухадзе, и тогда Рухадзе решил, что Бзиаве на свободе делать нечего.

Но это второстепенные детали, побочные линии дела, а основной упор, повторяю, был на то, чтобы раз и навсегда связать членов преступной нацгруппы с заграницей.

«В поисках агентуры Ноя Жордания (лидер грузинских меньшевиков. — К. С.) и Евгения Гегечкори в Грузии я арестовал племянника Гегечкори — Намичайшвили И. Т., того самого, о котором рассказывал И. В. Сталин за обедом в Цхалтубо 26 сентября 1951 года и которого НКВД забрасывало в Париж для вербовки Г егечкори, — писал арестованный Рухадзе в своем заявлении на имя Берии. — За основу я взял рассказ Вождя… После его ареста мы начали собирать материал для изучения и дальнейших мероприятий, но закончить это не успели — он скоропостижно скончался во Внутренней тюрьме МГБ ГССР. Перед смертью Намичайшвили показал на допросе, что был обработан Евгением Гегечкори, что получил указания собирать информацию о колхозах Грузии и что тот обещал прислать на связь к нему своего человека…»

Что означает внезапная смерть в следственной тюрьме, думаю, объяснять не надо. Да и насчет «информации о колхозах» много говорить тоже не стоит. Представляете себе, что такое для иностранных спецслужб достоверная разведсводка о том, сколько и где именно грузинские крестьяне собрали яблок, кукурузы, винограда, грецких орехов, алычи, лаврового листа, цитрусовых и т. п.? Это же, без преувеличения, ключ к победе над потенциальным противником!

Тем временем события приняли грозовой оборот — Москва была недовольна ходом следствия, Рухадзе беспрерывно теребили, 27 марта 1952 года ЦК ВКП(б) принял новое решение, где было указано, что существовавшая в Грузии «нелегальная мегрело–националистическая группа Барамии ставила своей целью отторжение Грузии от Советского Союза», на Политбюро ЦК ВКП(б) прозвучала резкая критика в адрес Рухадзе, а четыре дня спустя Чарквиани был снят с работы и заменен Мгеладзе.

Чуя, что пахнет жареным, Рухадзе изрядно струхнул и без промедления обратился за помощью, как ему казалось, к крупнейшему знатоку современной следственной практики — заместителю министра госбезопасности СССР, начальнику Следственной части по особо важным делам МГБ полковнику Рюмину.

СЛЕДОВАТЕЛЬ № 1

В этом качестве Михаил Дмитриевич Рюмин мало кому запомнился — он, подобно комете, прочертил яркий след на лубянском небосводе и канул в Лету. Однако те читатели, кто прежде ни полслова не слышали о Рюмине, вправе задать вопрос: почему столь важный в стране пост, явно генеральскую должность, в ту пору занимал человек в довольно скромном звании полковника госбезопасности?

В самом деле, в чем причина очевидной несоразмерности между должностью и званием? Быть может, Рюмина необоснованно затирали, упорно не хотели дать ему погоны с большими звездами и брюки с лампасами?