Палаццо Волкофф. Мемуары художника - [50]

Павел Жуковский был сыном поэта Жуковского, одного из наиболее образованных людей своего времени, внебрачного сына турчанки и господина Бунина[197], помещика и дворянина. Воспитание императора Александра II было поручено ему, и он, безусловно, являлся человеком, наиболее подходящим для этой задачи, потому что никто в России не имел более тесных связей с Западной Европой, чем он. Он дружил с Гёте, Пушкиным и всеми культурными людьми того времени.

В шестидесятилетием возрасте поэт женился на мадемуазель Рейтерн[198], у него родились сын Павел и дочь.

У Павла сложилось уникальное положение при дворе Александра II, который был чрезвычайно добр к нему. Я познакомился с этим молодым человеком, когда ему было двадцать лет. Подруга Леля Сабурова[199] настояла на том, чтобы я пошел к нему домой, заявив, что в Петербурге он — самый интересный человек.

Я решил, что он был избалован привилегиями двора, где, благодаря милостям императора, всегда имел свой собственный образ жизни. Помню следующие слова, которые он произнес в моем присутствии: «Императрица едет в Крым. Пожалуйста, скажите мадам Мальцевой[200], чтобы приготовили купе и для меня, потому что мне бы хотелось поехать с ней».

У Павла имелся очаровательный дом под Петербургом, полный подарков от императора, а сам он писал большую картину, изображающую снятие с креста. В то время я уже увлекался живописью и был того же возраста, что и Жуковский, поэтому рискнул отметить, что его картина оставляла желать лучшего. Эта моя прямая критика сделала наши отношения несколько напряженными.

Семь-восемь лет спустя я оказался в Париже, остановившись у моего друга, министра императорского двора, барона Фредерикса[201]. Он предложил мне поехать в студию Жуковского.

«У меня нет ни малейшего желания делать это, — ответил я. — Господин, который из-за благосклонности российского двора считает себя серьезным художником, меня не интересует».

«Все изменилось, мой дорогой друг, — сказал Фредерикс. — Пойдите и посмотрите».

По правде говоря, в тот момент, когда я вошел в комнату, то увидел, что Жуковский стал другим человеком. На большом мольберте я узнал прежнюю петербургскую картину, но она выглядела гораздо лучше. Жуковский же выглядел совершенно потерянным, и когда мы вышли на улицу, я попросил своего друга объяснить мне ситуацию.

«Дело в том, — сказал он, — что его сестра[202], воспитанная в Смольном, имела тайные отношения с братом императора, Великим князем Алексеем, который хотел на ней жениться, но император был против этого брака. Положение Жуковского, вставшего, естественно, на сторону своей сестры, пошатнулось, и им обоим пришлось покинуть двор. Жуковский не принял бы никакой пенсии от правительства, но они дали его сестре ежегодный доход, и она встретила барона Вёрмана[203], который женился на ней и усыновил сына Великого князя, имевшего присвоенный ему титул графа Белёвского. Теперь Жуковский надеется зарабатывать на жизнь живописью и начал писать портреты».

Жизнь Павла Жуковского была очень нестабильной. В одну минуту он мог столкнуться с финансовыми трудностями, а в следующую — получить деньги от продажи портретов или неожиданную высочайшую милость. Восторженный музыкант, он закончил тем, что сблизился с семьей Вагнера, рядом с которой он провел много лет.

После смерти маэстро и эпизода, который я уже описал (когда Жуковский выступил против создания посмертной маски Вагнера), он отправился в Веймар, где, благодаря его прекрасным отношениям с Великим герцогом Карлом Александром, ему предоставили хорошую студию, и он продолжил занятия живописью.

Но вскоре судьба улыбнулась ему самым благосклонным образом. Император Александр II умер, и Жуковский вернулся в Россию, где император Александр III принял его с распростертыми объятиями и поселил в Петербурге. Он получил жалование от правительства и возглавил комиссию по возведению памятника Александру II в Кремле.

Отношения между ним и Александром III были столь близки, что Жуковский проводил большую часть своего времени с императором, и так как и во всех церемониях и шествиях он всегда присутствовал рядом с ним, то церемониймейстер вовсе не был этим доволен: поэтому, чтобы урегулировать ситуацию, император пожаловал ему высокий сан при дворе. Именно в тот момент мы с графом Гейденом попросили его приехать в Петербург на свадьбу.

После смерти Александра III его судьба снова изменилась, хотя Великий князь Сергей и великая княгиня Елизавета были чрезвычайно добры к нему. Его племянник — сын его сестры, граф Белёвский, уже выросший, женился на княжне Трубецкой[204], и Великий князь Сергей, брат Великого князя Алексея, относился к нему как к родственнику.

Убийство Великого князя Сергея в Москве стало еще одним ударом по карьере Жуковского. Однако он остался в этом городе и нашел там интересную работу.

В 1905 году во время революции, он написал мне в Берлин:

«Я сбежал из этого сумасшедшего дома, которым на данный момент является наша несчастная страна. Сумасшедший дом без его директора вскоре становится необитаемым. Я работал так долго, как мог, для усыпальницы великого князя Сергея. Я страстно интересовался своей работой и обнаружил, что можно научиться работать в условиях постоянной опасности; но, в конце концов, отвращение одолело меня, — отвращение, вызванное невероятной беспомощностью и нелепой сентиментальностью правительства. Представьте себе падение, проявленное в том, что они отдали всю власть в руки такого авантюриста, как Витте. Мне это надоело, и предпочитаю быть швейцаром в театре в Байройте, чем оставаться в России…»