Палаццо Волкофф. Мемуары художника - [48]

Адмирал прервал мою речь. «Не согласен ни с чем, что Вы говорите, — заявил он. — Я — за практические вещи во всем и для всего, и не думаю, что мы поймем друг друга».

Я поднялся, мы пожали друг другу руки, и я ушел.

На следующий день я поехал во дворец Великой княгини и предстал в ее гостиной, где каждый вечер небольшие группы из шести-восьми человек собирались вместе. Мы начали разговор о разных вещах, когда великая княгиня послала за мной.

«Итак, — сказала она, — посетили ли Вы Зеленого?» «Боюсь, это прошло ужасно».

«Ах, я так и думала! Il est si bête, cet homme[188]».

Поклонившись, я подумал про себя: «Да, он глуп, но неужели в единовластной стране так сложно избавиться от эдакого ничтожества?»

Я воспользовался приглашением проводить свои вечера в Каменноостровском дворце, но не помню многих; были там два молодых немецких графа (Кайзерлинги), которые пользовались популярностью, и старый барон Бреверн[189], весьма образованный и любезный. Среди дам, не считая баронессу Раден, помню только мадмуазель де Сталь[190], чьи эксцентричные манеры так не понравились великой княгине, что мадмуазель Раден пришлось намекнуть ей покинуть двор, но по веским причинам она предпочла проигнорировать намек и еще с год продолжала предоставлять всем свое общество, проезжая по городу в одном из экипажей двора и делая из себя посмешище.

Однажды мне сказали, что великая княгиня собиралась попросить меня провести лето в ее обществе, что не только льстило, но и пугало меня, так как я не знал, какова была финансовая ситуация в тот момент у моего отца. Чтобы узнать это, я поехал в Елизаветино[191] — усадьбу, принадлежавшую генералу Самсонову[192], где мой отец и его жена находились в тот момент.

Я быстро понял, что наши дела были в удручающем состоянии. За последние три года крестьяне из Гуслищ[193] перестали работать и ничего нам не платили. Никто не покупал леса и не брал в аренду поля. Поэтому доходов не поступало и всё это в тот момент, когда мой отец, в своем положении предводителя, был обязан принимать у себя всё местное дворянство. К сожалению, теперь ему было бы затруднительно дать мне годовое содержание, которое я дотоле получал, пока учился заграницей.

Ораниенбаум: Екатерина Михайловна

Наше существование в Венеции было более-менее улажено, и желание посетить Россию и мое имение в Сычёво, которое я не видел два года, стало таким сильным искушением, что я не смог устоять и решил поехать туда, когда жара в Венеции стала невыносимой.

Я отправился прямо в Сычёво и оставался там две недели, всё более и более довольный своим Карамышевым. Возвращаясь через Петербург, я увиделся с несколькими своими друзьями и смирился с моим камердинером Бэйджофводом.

Великая княгиня Екатерина Михайловна, услышав, что я в городе, передала мне приглашение на обед и предложила мне остаться на несколько дней в Ораниенбауме, самом красивом маленьком дворце всей России, где она жила. В столовой на потолке был замечательный Тьеполо[194] и великолепная мебель Людовика XV, принадлежавшая императрице Екатерине II. Меня поместили в отдельное здание, которое было предназначено для гостей, священнослужителей и друзей. Имея в запасе час, я спокойно распаковал свою дорожную сумку, но когда добрался до дна, неслыханный ужас охватил меня. Я переворачивал свою одежду снова и снова, но не мог найти черные брюки, потому что этот глупый Бэйджофвод забыл упаковать мой фрак! Это было ужасно: в те дни любое появление при дворе, независимо от времени дня, было возможным исключительно во фраке. Приехать из-за рубежа и не поступить в соответствии с правилами страны, показало бы не только отсутствие хороших манер, но и невежливость. Моей первой мыслью было забросить всё обратно в свою дорожную сумку и сбежать в Петербург, но что скажет Великая княгиня?

Я позвонил в колокольчик. Пришел слуга, и я объяснил ему ситуацию. «Помогите мне, — сказал я. — Этот осел в Петербурге забыл упаковать мои брюки. Вы должны каким-то образом найти мне пару».

Слуга понял положение и принес мне кучу брюк. Я их примерял, одну пару за другой. Не говоря уже о ткани, из которой шили эти брюки для придворных слуг, ни одни из них не подошли мне. Одни были слишком длинными, другие слишком короткими, третьи слишком широкими, и на всех виднелись пятна жира или воска. Это была настоящая комедия, хотя мучительная. В тот момент слуга пришел сказать, что Великая княгиня умоляла господина Волкова пойти и повидаться с ней. Я решил пойти, как был, в визитке, с мужеством осужденного.

Я прошел через сад во дворец, чувствуя, как удивленные глаза уставились на мои серые ноги. Великая княгиня Екатерина встретила меня своей милой доброй улыбкой. Когда я поклонился, и она протянула мне руку, я сказал: «Я пришел попрощаться с Вашим Высочеством».

«Как попрощаться! Но Вы только что прибыли. Что Вы имеете в виду?»

«Увы, госпожа, из-за глупости слуги, забывшего упаковать необходимый предмет одежды, я не могу соблюсти закон этикета, который делает этот предмет обязательным, поэтому я не могу прийти к Вашему Высочеству».

«Но, господин Волков, какое это имеет значение? Пожалуйста, не думайте об этом. Я хочу видеть Вас, а не Вашу одежду. Уверяю Вас, это не имеет никакого значения».