Пахарь - [41]

Содействие прямого начальника, однако, было необходимо, и, скрепя сердце, Дмитрий Павлович поехал к Иркину Киргизбаевичу. Они встретились и беседовали как друзья, и сторонний наблюдатель не увидел бы ничего, кроме дружелюбия и приязни двух единомышленников. Аудиенция, по понятным причинам, не затянулась. Киргизбаев быстро вник в суть предложения, оценил его мобилизующие возможности, оценил резонанс, который подобное начинание неизбежно вызовет, и с восторгом, громким, но, как показалось Голубеву, показным, поддержал инициативу. Тепло зажженного огня должно было согреть и его, Киргизбаева. Такие вещи прекрасно ложатся в послужной список, когда готовятся реляции победные и реляции наградные. Он поблагодарил. Его слова прозвучали вполне сердечно. Что-то дрогнуло в душе Голубева, не привыкшего к лицедейству. В прокаленной солнцем степи в цене была откровенность: если на человека, на его слово нельзя было положиться, он не приживался. Груз прошлого, однако, мешал увидеть в Иркине Киргизбаевиче союзника и друга. И, выйдя от начальника, Дмитрий Павлович первым делом вздохнул с облегчением. Ничего плохого не сделал ему Киргизбаев в этот раз, а настоящего удовлетворения не было.

— К Киргизбаеву мог бы и я съездить, — сказал Сабит Тураевич Курбанов. — Опять понервничал?

— Спасибо, аксакал, — поблагодарил Голубев. — На сей раз все прошло по-доброму. Иркин Киргизбаевич человек маневренный, айсберги обходит, тонкий лед крошит. Мне же важно самому видеть разницу между его словом и его делом. Не поможет, разведет руками, а я ему: «Вы обещали».

— Почему Акоп Абрамович так рано умер? — с глухой горечью сказал Курбанов. — Не мы бы понесли к нему рабочую эстафету — он бы к нам с ней пришел.

«Почему Саркисову не нашлось достойной замены? — подумал Дмитрий Павлович. — Почему?»

Сабит Тураевич работал с Саркисовым и дружил с ним, а теперь пропагандировал его методы руководства, где мог, — его въедливость, его требовательность, которая, однако, всегда включала в себя уважение к подчиненным и душевную заботу о них.

— Собрание я почти подготовил, — проинформировал секретарь. — Монтажники и транспортники смотрят на дело с позиций практики, как и мы. От подряда, говорят, всем будет польза, все подтянутся. В Кашкадарью съездил, на завод металлоконструкций. Заверили, что задержек с поставкой секций напорного трубопровода не допустят.

— Вам бы главком командовать, Сабит Тураевич!

— Покомандовал я! А теперь возраст велит скупо расходовать силы. Я давно уже беру опытом, не импульсом, не порывом. И, поверь, это тоже становится нелегко, — с грустью признался Курбанов.

И понял тогда Голубев, что Сабит Тураевич, строивший еще под руководством неутомимого Усмана Юсупова Большой Ферганский канал, Каттакурганское водохранилище и Узбекский металлургический завод, а потом в многое другое, всегда честно подставлявший плечо под свою часть ноши, уже не в состоянии сворачивать те горы, которые играючи повергал наземь в счастливые годы зрелости. И он брал себе ношу поменьше, ибо не представлял, что может остаться вообще без ноши, уйти, как сделали сверстники, на заслуженный отдых, замкнуться в квартирном мирке и созерцать, а не созидать. Понял Голубев, что Курбанов по своей воле никогда не покинет боевых порядков. Но заострять на этом внимание не стал, а только уяснил это для себя. Ему показалось, что он ненароком подчеркнул немощь Сабита Тураевича. Он обнял Курбанова. Сказал:

— Отладим конвейер — потесним незавершенку. А там посягнем и на такой замшелый показатель, каким является строительный вал. Готовый объект, ключи от которого мы под гром литавр вручаем заказчику — вот на что будем равняться.

— До войны и в войну, когда на мне лежало бремя, которое сейчас лежит на тебе, мы, я помню, рапортовали о пуске готовых объектов, а не о сумме освоенных средств, — сказал Курбанов.

Потом они взвесили: свои силы и имеющиеся способы их увеличить: силы смежников и варианты такой стыковки с ними, которая позволила бы всем им дружно тянуть в одной упряжке; объемы помощи, которую практически можно получить от каждой руководящей инстанции — обкома партии, главка; резервы, которые может вскрыть интенсификация строительного процесса, называемая рабочей эстафетой. Им виделся порядок, и виделся успех.

V

Дмитрий Павлович задал задачу своим непосредственным помощникам и мог, вздохнув свободно, заняться текущими делами, которых всегда предостаточно. Пусть тоже подумают над тем, над чем уже как следует поломал голову он, углубляясь в дебри сложнейших взаимоотношений с субподрядчиками и снабженцами, стараясь эти дебри расчистить от всего лишнего, от упавших и гниющих дерев. Но превратить эти труднопроходимые чащи в ухоженный и удобный парк с аллеями, открывающими доступ к каждому дереву, было мечтой почти несбыточной, намерением почти неосуществимым, особенно если идти на приступ в одиночку. Эти дебри были неприступны для одиночек, какими бы прекрасными намерениями те ни руководствовались, какими бы сильными характерами ни обладали. Только действуя сообща, всем миром, расчистке и раскорчевке можно было придать нужный размах. Одна стройка — один хозяин. Без дирижера нет оркестра. Почему же тогда каждый субподрядчик и поставщик ведет себя как бог на душу положит, почему у начальника большой стройки так мало прав, реальной власти?