Пахарь - [38]
— Молодец, что вспомнил, что у тебя есть семья.
— Никуда, как видишь, не делся.
Он обнял меня. Так он гасил критику в свой адрес. Устал, как и я. Кормлю его. Он тянется к газетам, я отодвигаю их. Вдруг стукнула дверь, вбежал Петик, щуря глаза. Сонный-сонный. Потерся лбом о колени отца. Засмеялся и убежал. Теперь он уснет сразу.
— Кирилл приехал, — сказала я.
— Ну! Спит? Ай, блин горелый! — Он приоткрыл дверь в детскую. С минуту постоял, разглядывая сыновей. Вернулся в столовую. Было ли ему хоть немного стыдно? Едва ли. Я налила ему чаю. Он придвинул к себе газеты. — У Картера опять семь пятниц на неделе, — сказал он. — Несерьезный человек американский президент. Его упрямо толкают на возобновление военного противостояния с нашей страной. И он поддается, еще как поддается! Предвыборные обещания отмел, ощетинился угрозами. Как нам иметь с ним дело дальше, скажи, пожалуйста?
«Никак», — хотела сказать я, но промолчала. В первые месяцы совместной жизни я могла заявить: «Пусть это тебя не беспокоит». Потом поняла: все, что касается нашей страны, ее положения в мире, ее влияния на климат международных отношений, касается и его лично. Аполитичность он считал очень дурным качеством. Он приравнивал ее к отсутствию нравственных ценностей.
— А ты чего от Картера ждал? — спросила я. — Недруга лучше иметь откровенного. На их заверения и улыбки нам лучше не полагаться.
— Да, я не сообщил тебе главного. — Он невольно взял торжественный тон. — Начали готовить рабочую эстафету. Благослови, мать!
— Желаю успеха.
— Кисло ты как-то это произнесла. Без воодушевления.
— Знаешь что, муж? Приди завтра, пожалуйста, хотя бы в девять. Чтобы старший сын увидел тебя перед отъездом в пионерлагерь на вторую смену. Кирилл так привык, что тебя не бывает дома, что даже не спросил, где ты. Известно, где — на работе. Ты, видишь ли, что-то там возводишь большое, тебе не до таких мелочей, как жена и дети. Это тревожно. Дети отвыкают от тебя.
— А если без преувеличений?
— Да я слишком мягко живописую. На самом деле все куда более контрастно. Твое невнимание к семье переходит все границы. Я-то прекрасно знаю, что не нужда, а вредная привычка заставила тебя засидеться допоздна.
— Нужда и выработала привычку, — сказал он.
Обычного: «Виноват, исправлюсь!» — не последовало. Он поманил меня, усадил рядом с собой. Я ждала его улыбки, но он не улыбнулся. Он устал сильнее меня. И больше нуждался в моем участии, чем я — в его.
— Странный ты сегодня, — заметила я.
— Знаешь, чего мне сейчас очень захотелось? Выйти на борцовский ковер. Сначала согнать вместе с семью потами жирок, вернуть былую силу и ловкость, а потом выйти против крепкого противника. Чтобы поединок шел тяжело, с переменным успехом, с красивыми бросками.
— Зрелищно, — сказала я. — Надеюсь, ты не захотел, чтобы схватка кончилась твоим поражением? И традиционное «пусть победит сильнейший» тебя тоже не устроило бы?
— Ну, как ты дальновидна! Прямо прозорлива. В итоге, конечно, я припечатываю его к ковру. Усыпляю бдительность и ловлю на свой коронный прием. Я вспомнил, какой лютый это был труд — тренировки. Трико хоть выжимай, а я свеж, как огурчик. Я много потерял, когда спорт ушел из моей жизни.
— Создай секцию борьбы в «Чиройлиерце». Или несолидно?
Он опустил голову. Всему свое время. Оно щедро дарит, но и безжалостно отбирает, по частям или все сразу. Да, на ковер он мог выходить теперь только в своем воображении. «Ладно, — сказал он, — чего уж тут… К прошлому возврата не бывает».
Он включил проигрыватель и поставил «Времена года» Ференца Листа. Звучащее раздумчиво фортепиано успокаивало его и, наверное, помогало что-то обдумывать. Вдруг полились мощные, мятежные аккорды. Акустическая система высшего класса точно воспроизводила звук. Дима слушал, закрыв глаза. Великий композитор обнажал душу. Он получил право делать это и после своей смерти. Мы прослушали два диска, и Дима Сказал:
— Ну, тебе спать, а я еще немного пободрствую. Не возражаешь? Кое-что складывается сложнее, чем хотелось бы. Твоего совета спрошу, когда внесу ясность в свои рассуждения и планы.
— А ты? — спросила я.
Он не понял и самодовольно сказал:
— Сна ни в одном глазу.
Я легла и подумала, придет ли он сейчас ко мне. Я ждала, а он не шел. Позвать я постеснялась. Несмотря на столько лет замужества, я все еще стеснялась этого. Мне стало обидно. Потом я заснула.
IV
Контору в тресте «Чиройлиерстрой» называли командным пунктом, а Дмитрия Павловича — командиром, или командиром Димой. На свой командный пункт из трудового отпуска он вернулся с хорошим запасом сил а с кое-какими идеями, которые и намеревался претворить в жизнь без проволочек. Для многих, он знал, это будет неожиданностью, и если приятной, тем лучше.
Два дня он посвятил рекогносцировке, все облазил, во все вник, натягивая выпущенные было из рук бразды правления. А когда нити руководства трестовскими подразделениями вновь естественно сошлись в его руках, когда он почувствовал их певучую упругость, вбирая в себя информацию рапортов и по привычке уплотняя суточные графики, когда стройка ответила на его возвращение к штурвалу небольшим, но весьма конкретным ускорением ритма, некоторыми, тоже весьма конкретными сдвигами по части подтянутости и порядка, он созвал трестовский актив, проверенных временем, пустыней и делом все еще молодых начальников передвижных механизированных колонн, участков, отделов и служб. И сказал им:
Сергей Татур — известный в Узбекистане прозаик, автор острых, проблемных романов. С открытой непримиримостью обнажает писатель в романе «Периферия», повести «Стена» и рассказах теневые стороны жизни большого города, критически изображает людей, которые используют свое общественное положение ради собственной карьеры.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».