Падший ангел - [98]

Я не слишком вмешивалась в жизнь, которой жил старый дом. И все же он стал приобретать уютный, более обжитой вид, наполнился теплом, которое не в силах была побороть даже зимняя стужа. Ричард Денмэн просто расцвел. Если он и продолжал выпивать, то, очевидно, делал это в глубокой тайне, поскольку я ни разу не заметила в нем ни единого признака общения с бутылкой. Наш хозяин был дружелюбен и ласков, как щенок, но в то же время обращался со мной с неизменным почтением. Было от чего засомневаться в своих чарах. Впрочем, однажды, помогая мне спешиться после очередного урока верховой езды, он буквально на секунду крепко обхватил меня и заглянул мне прямо в глаза. Этот взгляд – горячий, призывный – был так знаком мне по опыту общения с другими мужчинами. Это длилось лишь какое-то мгновение. Он тут же опустил меня на землю, бормоча какие-то извинения, и быстро отвернулся, с преувеличенным вниманием занявшись лошадьми. «Уголья тлеют, но готовы разгореться», – решила я про себя. Подобный поступок удивил меня, но вовсе не вызвал раздражения. Впрочем, не вызвал и приятного волнения. Насколько мне по душе были чисто человеческие качества Ричарда, настолько же безразличен он был для меня как мужчина.

Вот если бы на его месте оказался Джон Принс, это было бы совсем другое дело. С первой нашей встречи он относился ко мне с явной настороженностью. Сблизиться с ним казалось непосильной задачей, и, вероятно, для подобной отстраненности у него были достаточно веские основания. Я сама удивлялась тому, насколько была им увлечена. Мне было достаточно одного его взгляда, чтобы почувствовать непреодолимое физическое влечение к этому загадочному человеку.

Мужское обаяние – в высшей степени странное явление. Мне встречались мужчины, уродливые, как гномы, однако при их виде сердце любой женщины начинало учащенно биться. Но приходилось видеть и мужчин с внешностью греческих богов, которые ради женской любви могли по капле отдать кровь, но не добились бы и того, чтобы женщина хоть бровью повела. Я не пытаюсь притвориться, что понимаю природу подобных вещей, однако это так.

Не знаю, был ли Джон Принс столь же притягателен для других женщин, но меня он просто околдовал. Это чувство не было похоже на то, что я испытывала к Крэну или Дэвиду, хотя, впрочем, о нас с Дэвидом можно говорить лишь как о чем-то исключительном – о едином, неразрывном существе, одинаково думающем, одинаково любящем. Нет, в случае с Джоном Принсом речь шла о какой-то животной тяге, заставлявшей меня тосковать по его хищному тонкому рту, который впился бы в мои губы, по его длинным узким рукам, которые коснулись бы моей плоти, по его смуглому телу, которое полностью распоряжалось бы моим. Иногда эта страсть настолько затмевала все остальные чувства, что я едва осмеливалась взглянуть на него, опасаясь, как бы он не прочитал мои мысли. Будучи со мной весьма вежливым и предупредительным, он вместе с тем на первых порах чурался меня, абсолютно не обращая внимания на мои дамские достоинства. Однако время не стояло на месте. Я вытащила на свет Божий весь багаж знаний, накопленный мною за долгие годы, и смиренно положила его к стопам своего кумира. Тогда его уважение ко мне заметно возросло. А когда он обнаружил, что кое в чем, например, в области точных наук, мои познания превосходят его, то полностью освободился от предубежденности и в конце концов стал со мной дружелюбен. Я преследовала его с терпением охотничьей собаки, взявшей след пугливой дичи. Однако не могу сказать, что была очень довольна собственными успехами к тому моменту, когда отправилась в Лондон, чтобы встретить там новый, 1807 год.

Я остановилась у Джереми, и первые несколько дней намеренно ничего не говорила о своей жизни в Солуорпе. В конце концов его терпение лопнуло, и однажды вечером, когда мы возвратились из театра, моего доброжелателя прорвало:

– Ну и как вы там поживаете с Ричардом?

– О, великолепно, – томно промурлыкала я. – Знаешь, Джереми, он полностью соответствует твоему описанию: такой хороший, добрый человек…

– Делал какие-нибудь предложения? – неуверенно хмыкнул Джереми.

– Предложения? – округлила я глаза.

– О Господи, Элизабет, – взмолился он, – да перестань же смотреть на меня невинными глазами шестнадцатилетней девочки. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду.

– А-а, понимаю, – протянула я многозначительно. – Нет, Ричард во всех отношениях остается истинным джентльменом.

– Удивлена небось? – спросил он грубовато, задрав бровь.

Пришлось признать, что подобное обхождение – это что-то новенькое для меня.

– Твоя беда, Элизабет, в том, что ты всегда зналась только с военными, а у них особый образ жизни. Тебе попросту неизвестно, каков нормальный, порядочный англичанин. А именно таков Ричард – становой хребет нации, соль земли. Без таких людей не было бы самой Англии. Однако он и подобные ему не могут похвастать вычурностью и экстравагантностью. Никаких тебе драм, никаких изысканных одеяний – они всего лишь порядочны и честны, живут, поклоняясь тем же богам, которым молились их предки, боготворят женщин, продолжающих их род. Что, необычно все это, м-м?