Падшая женщина - [28]

– Здравствуйте. – Вика нашла в себе силы подойти к ней, хотя первым порывом было кинуться к Давиду и попросить увезти ее куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

Женщина кивнула, вмиг подобравшись, вздернув подбородок и поджав губы.

– Вы меня ждете? – спросила Вика, тут же почувствовав, что вопрос был бестактным.

– Нет, просто по делам приехала, – ответила женщина.

– Вы Лариса? Простите, не знаю вашего отчества. – Вика старалась быть вежливой.

– Можно просто по имени, меня все так называют, – ответила женщина.

– Меня Вика зовут. Очень приятно, – сказала Вика, хотя ей было страшно, неловко, но только не «приятно».

– Я – Захарова. Дмитрий Иванович – мой муж, – сказала женщина, как будто выдохнула или выплюнула признание.

– Понятно, – ответила Вика, хотя ничего не поняла. Эта женщина – жена того самого Захарова? Тогда зачем она приехала?

– Я хотела все рассказать. Лучше я, чем он, – сказала Лариса.

Вика подозвала официантку и заказала кофе. Воспользовавшись моментом, она смогла рассмотреть эту женщину. Да, она была младше бабули. Лет на десять, наверное. Сейчас это было заметно.

Официантка принесла кофе.

– Вы знали моего деда и бабулю, – сказала Вика утвердительно, поскольку Лариса молчала.

– Да, – ответила та. К кофе она не притронулась.

– Это вы сажаете анютины глазки на могилу деда.

– Да, это я. – Лариса как будто даже смутилась, что позволила себе непозволительную дерзость.

– Бабуля мне ничего не рассказывает. Говорит, что не нужно, – сделала еще одну попытку начать разговор Вика.

Женщина кивнула. Вика допила кофе, но женщина продолжала молчать.

– Наверное, я поеду, – вдруг сказала она, поднимаясь.

– Тогда зачем вы приезжали? – Вика даже рассердилась.

– Правильно, – согласилась женщина, снова присаживаясь на стул, – я приехала, чтобы рассказать.

Лариса говорила так быстро, словно боялась забыть слова. Вика чувствовала, что женщине физически плохо и слова даются ей с большим трудом, через силу. Она говорила так, как будто ее заставляли. Хотя все могло объясняться просто – дома ее ждали дела и внуки и нужно было побыстрее вернуться, чтобы никто не заметил ее отсутствия. В том, что Лариса никому не сказала, куда едет, Вика не сомневалась – женщина нервничала и то и дело оглядывалась.

– Я лежала в психбольнице, в психушке, – сказала Лариса, и Вика онемела. Совсем не такого начала она ожидала. – Меня кололи. Постоянно. Мне было все время больно. Так больно, что я до сих пор все чувствую и помню. Каждый прожитый там день. Сейчас я не могу спать – боюсь, что снова проснусь там, на той кровати, привязанная простынями, и все повторится. Могу спать только днем, в обед. Спокойнее себя чувствую. Отсыпаюсь немножко, а по ночам мучаюсь. Голова очень сильно болит. Вот, на кладбище по ночам ходила. Сначала просто по поселку бродила, а ноги меня сами на кладбище вели. Все в поселке знали, что я туда хожу, но не осуждали, даже жалели – думали, головой тронулась. Но у нас люди хорошие, только с виду такие неприветливые. А так ничего, как везде, как все. Только правило есть – из дома сора не выносить, чтобы все проблемы в его стенах оставались. Не любят у нас, когда откровенно говорят то, что думают. А женщине уж тем более нельзя. Лучше вообще виду не показывать. Нельзя чувствовать. Нужно работать, а чувствовать нельзя. А я не могу себя сдерживать. Слишком эмоциональная, наверное. У нас это считается вроде как недостатком, даже пороком. Я ж не это хотела рассказать. Да, там, на могиле Петра, твоего деда, еще два дерева росли, я их спилила. Я бы убрала, но боялась, что люди заметят и говорить начнут, сплетни опять пойдут. Вот, столько лет прошло, я уже старая, седая совсем, а все равно боюсь. Страх остался. Понимаешь, каково это – бояться убрать могилу, позаботиться о месте захоронения? – Лариса посмотрела на Вику, ожидая понимания. – Я виновата перед тобой, перед бабушкой твоей, перед Петром. Во всем виновата. Даже в память о нем не смогла страх свой пересилить. И мужа боялась… Я не хотела назад, туда, в психушку. Понимаешь? Скажи, что ты понимаешь! Но плиту видно, и надпись тоже, и портрет его, правда? Я старалась, чтобы камень был виден с дороги. А вьюн специально не стала убирать – Петя вьюны очень любил. Особенно с голубыми цветами.

– Петя? Мой дедушка? – у Вики пересохло в горле.

– Да, Петр Борисович, твой дедушка. И еще я хотела тебе сказать, чтобы ты уезжала отсюда. Боюсь я за тебя. Ты молодая, нечего тебе здесь делать. Он ведь не пожалеет.

– Кто он?

– Так Дмитрий. Захаров.

– А что он мне может сделать и за что?

Лариса не ответила.

– Скажи, а бабушка твоя как? – спросила она, заметно смутившись. Видно, давно хотела спросить, но не решалась.

– Бабуля? Ничего. Тоже хочет, чтобы я побыстрее отсюда уехала. Она не хотела, чтобы я вообще приезжала.

– Ты можешь ей мои слова передать?

– Конечно. Хотите, мы ей сейчас позвоним. Сами и скажете, – Вика достала телефон.

– Нет, не надо, я не могу, у меня сил не хватит. – Лариса уже чуть не плакала. – Лучше ты ей скажи, что я прошу прощения. Пусть она меня простит и не держит зла. Ладно?

– Хорошо. – Вика кивнула, уже не спрашивая, за что извиняется Лариса и что их связывает с бабулей. Но та вдруг начала рассказывать сама: