Падшая женщина - [26]

– Я вас понимаю. У меня мама тоже хочет, чтобы все со стороны выглядело прилично. А я ее разочаровываю все время – и школу без золотой медали окончила, и в институт не в тот поступила, теперь вот замуж никак не выйду. А бабуля совсем другая. Она меня всегда поддерживала, ничего не запрещала, – Вика улыбнулась, – они с мамой даже разговаривать не могут. Через меня общаются. А я бабулю очень люблю. И завидую ей немного. Я бы так не смогла, как она.

– Никто не знает, на что способен. Пока не понадобится, не узнаешь. Ладно, пойду еще поиграю.

– А потом расскажете, что у вас с родственниками случилось?

– Подожди меня. Я провожу тебя до гостиницы, а то уже поздно совсем. По дороге расскажу. – Давид кивнул и пошел играть, хотя, кроме Вики, в кафе осталось всего двое посетителей.

До гостиницы они шли долго. Впрочем, они и не спешили, как будто оба не хотели возвращаться домой.

Давид рассказывал. Вика молчала, стараясь невольным замечанием его не прервать. Ей нравилось слушать Давида, его голос. Нравилось идти с ним рядом. Так было спокойно и хорошо, как рядом с бабулей.

В этом городке, пусть небольшом, но все же, все было штучное – одна больница, в которой лечилось все местное население, один роддом, номер один, в котором рождались дети из поколения в поколение, одна знаменитая школа. Были, конечно, еще школы, но знаменитая была одна, естественно, под номером один, почти все выпускники которой с успехом поступали в единственный в городе институт. Ну и похоронное бюро тоже было на весь городок одно. Работали в нем два родных брата – Раевские. Старший Раевский занимался камнями – возил откуда-то, чуть ли не из Карелии. Младший Раевский делал надписи разными шрифтами, статуи любого размера, портреты любой сложности и все, что ни пожелают заказчики. И именно из этого похоронного бюро покойники с почестями отправлялись на единственное городское кладбище.

Можно было, конечно, обратиться в другое похоронное бюро – в соседнем городе – и упокоиться с миром на другом кладбище, но братья Раевские оставались таким же символом города, как первая школа и первый роддом. И не только благодаря своей фамилии, которая звучала музыкой для родственников умерших, – было в этой фамилии что-то от рая, в который попадут покойные. Братья Раевские изготовили памятники нескольким важным людям города: бывшему председателю горсовета, врачу – Герою соцтруда, генералу и даже столичному олигарху, который скоропостижно скончался во цвете лет и завещал похоронить себя на малой родине. Ну, не так чтобы олигарху, но какая уже разница. И после череды таких заказов братья Раевские стали, так сказать, брендом. Памятник в их исполнении был гарантом респектабельности, славы, почета и бальзамом на душу тщеславным родным и близким умерших.

Но даже не эти заказы стали решающими в бизнесе братьев. Главным слагаемым успеха было мастерство младшего брата. Раевский-младший действительно был художником, скульптором по призванию и несомненным талантом, с этим не поспоришь. Когда он не был занят изготовлением очередного ангела с внушающим ужас размахом крыльев или не вытачивал в камне портрет покойного, как правило, сурового человека в парадном костюме, со сдвинутыми бровями, орлиным взором и тяжелым решительным подбородком, то делал скульптуры для души. Он высекал из камня лошадей с развевающимися гривами, собак с чуткими ушами, оленей, у которых на ногах была видна каждая мышца, и косуль с раз и навсегда перепуганным взглядом. Олени мирно щипали травку на участке Раевского-младшего, а косули замирали, готовые мчаться куда глаза глядят. Было у него и еще одно пристрастие – каллиграфия. Надписи на надгробиях не были похожи одна на другую. Каждый завиток был уникален и искусен. Раевский-младший ни разу не позволил себе схалтурить и повториться. Он часами сидел над эскизами, скрупулезно изучая биографию покойного, его пристрастия, хобби, пороки… Раевский-младший работал не для родственников, а для покойника. Он старался представить его живым, здоровым, в расцвете сил и угадать, какой бы шрифт ему подошел, понравился, соответствовал бы его натуре. Он даже советовался с «заказчиком», каковым считал именно покойника, – показывал ему шрифты, наброски портрета. И, возможно, даже слышал ответ. Раевский-старший давно перестал переживать за младшего брата. Если поначалу эти разговоры с душами умерших его пугали – Раевский-старший всерьез опасался за душевное здоровье младшего брата, то спустя время он перестал замечать эти странности. Работа была, заказов – более чем достаточно. Раевский-старший знал, когда младший брат «работает», и не заходил к нему в мастерскую в это время. Себе дороже. Да и зачем брату мешать? Ну, разговаривает он сам с собой, так каждый сходит с ума по-своему. Лишь бы работал. Раевский-старший не понимал, зачем так возиться с каждой надписью – все же на поток поставлено. Сиди себе и клепай даты жизни и смерти. Но не вмешивался. Ведь брат мог и отказаться от общего бизнеса. И посвятить себя оленям и косулям, о чем всегда мечтал. Идея делать памятники принадлежала Раевскому-старшему. Он и уговорил младшего брата, обещая ему, что это – временно. Только заработать денег, и дальше он сможет лепить свою фауну сколько душе угодно. Знал ведь, что брат не откажет, потому что любит, верит и не предаст.