Падение - [12]

Я помнил, как после той ночи глубоко задумался над теми странными словами, которые мне удалось услышать. Что мне было делать? Я пытался понять тайное значение, которое они в себе скрывали.

Прежде всего, поражало меня то, что сами эти слова понять я мог. Вместе же они составляли набор, смысл которого был мне неясен совершенно. В первой части диалога каждое предложение состояло, по преимуществу, из одного единственного слова. При этом ничего связанного не получалось. Во второй части к каждому предложению–слову из первой прибавлялось прилагательное «раздвоенный» или наречие «раздвоенно». Падеж соблюдался. Первая часть диалога отделялась от второй одним единственным словом — «точка». Это и значило «окончание», «завершение».

То, что было услышано мною позже, мало отличалось от диалога первой ночи и явилось для меня вещью столь же непонятной. Таким образом, я продолжал недоумевать и, в конце концов, потерял всякую надежду разгадать язык предметов. Мне оставалось только наивно ожидать некоего внезапного озарения, то есть я надеялся, что разгадка каким–нибудь образом посетит меня сама собой.

А пока я продолжал писать главу за главой.

В моем понимании любой философ должен иметь образ жизни, соответствующий идеям, коих он придерживается или выдвигает. На мой взгляд, я совершенно не следовал этому разумному заключению. Я пытался изменить мир, но что я изменил в самом себе? Научился абстрагироваться от реальности (и то только лишь процентов на тридцать) и как можно дольше сохранять сфинксовое равновесие души? Этого было явно недостаточно, так что я принял решение испробовать на себе мою теорию, как только она до конца будет разработана и написана. Вместе с тем, сей полезный опыт не может продолжаться долго, ибо мне необходимо вплотную заняться поиском своих союзников. (Признаться, я до сих пор не представлял себе, как и где буду их искать, и это следовало обдумать в ближайшее время).

В одну из ночей я собирался снова отправиться на кладбище. Раньше я миллионы раз пытался услышать телепатию трупов, и всегда — безуспешно; однако теперь я знал, что удача улыбнется мне.

Я считаю нужным отметить еще один интересный факт. Мне представляется, что именно мое подсознание научилось воспринимать это самое телепатическое общение. Отсюда я сделал очевидный вывод: мне только казалось, что я слышу все это, между тем, общение воспринимал я, скорее всего, не слухом а какими–то частями своего мозга. Это замечание я намеренно привожу для чрезмерно скрупулезного читателя, который, возможно, вздумает обвинить меня в употреблении глагола «слышал» не по назначению. Однако я и дальше буду пользоваться им, ибо просто не могу подобрать иного слова.

Глава 15

Кладбищенское действо

Безмолвная ночь. Я неподвижно сижу на пушистом травяном ковре перед покосившейся могильною плитою; ее барельефные неровности сходятся неправильными концентрическими кругами. Забавное было бы совпадение, если этих кругов оказалось столько же, сколько прожил человек, лежащий под этой каменной плитой. Я ощущаю, как она скрыто давит на отключившийся мозг мертвеца холодным грузом человеческой памяти; скоро труп очнется, и я буду слышать его гулкие плоские речи.

Перед тем, как прийти сюда, я снова перечитал все, что было написано мною сегодня и вчера, главы пять и шесть моего философского учения. Не знаю почему, но я решил взять рабочую тетрадь с собой на кладбище, и сейчас она покоится в левом кармане моего плаща. Должно быть, где–то в глубинах моего сознания теплится многоликая надежда на то, что какой–нибудь недвижимый труп заинтересуется этой теорией, хотя, с другой стороны, возникает резонный вопрос: нужно ли ему это? Он уже достиг вершины, и моя книга не будет представлять для него никакой пользы. Впрочем, возможно я ошибаюсь, и они захотят как–то поощрить мои старания. Но нет, нет, это было бы уж слишком неправдоподобно, я — человек, и на это они никогда не закроют глаза.

Я оглядываю себя, оглядываю свой плащ; в лунном свете его осторожные складки отливают печальным хризолитом. Когда я чуть двигаюсь, чтобы размять затекшие ноги, плащ тихо шелестит, словно растекающаяся вода.

Я по–прежнему ничего не слышу. Я воображаю, как деревянные гробы, в которых обитают трупы, уставились вверх, в кажущуюся бесконечность шероховатой земли. Холодная поверхность надгробных крестов, пронизала ее, испытывая бессмертное трение покоя; та ее часть, которая скрыта землей, более уже не сияет под внутренними огнями верящих душ.

Деревья, растущие на кладбище, имеют причудливую странную форму. Они словно стражники–великаны стоят, дьяволоподобные, в притаившемся воздухе, в бесконечной недвижимой тьме. Ветви деревьев сплелись, образуя непонятные распластавшиеся фигуры, не знающие теоретических определений. В ясных зеленоватых участках, на которые разбито небо хитросплетениями ветвей, видны плоские и четкие силуэты крестов, деревянных и каменных. Вот она — театральная сцена того великого действа, которое начинает разыгрываться в следующую секунду, внезапно.

Сквозь землю проходят подрагивающие всесильные волны и…