Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов - [30]
Весь март громадная армия султана двигалась отдельными частями по Фракии в сторону Босфора. Обеспечить снабжение такого полчища всем необходимым было нелегко, но все было досконально распланировано. Поддерживалась строгая дисциплина, боевой дух войск был чрезвычайно высок. Каждого мусульманина преисполняла вера в то, что сам пророк отведет особое место в раю первому, кто ворвется в древнюю христианскую столицу. «Константиния будет завоевана, – гласил хадис. – Слава тому предводителю и войску, кто это совершит». В другом хадисе, который проповедники подобрали для такого случая, говорилось, как однажды пророк спросил у своих учеников: «Вы слышали о городе, который одной стороной стоит на суше, а двумя другими – на море? Час суда не пробьет, пока семьдесят тысяч сыновей Исхака его не одолеют». Также нельзя сомневаться и в энтузиазме самого султана. Много раз люд слышали его слова о том, что именно он намерен стать тем предводителем, благодаря которому осуществится этот величайший триумф ислама. Он покинул Адрианополь 23 марта. 5 апреля он вместе с последними отрядами армии прибыл под стены города[36].
В городе же царили совсем другие настроения. При виде мощного турецкого флота, курсирующего в Мраморном море, и огромных пушек во главе с чудовищным порождением Урбана, которое с грохотом приблизилось к стенам, горожане поняли, что их ожидает. Случилось одно-два слабых землетрясения и ряд проливных дождей, и все это толковалось как дурное предзнаменование, а люди в это время вспоминали все пророчества, которые предсказывали гибель империи и пришествие Антихриста. Тем не менее, несмотря на охватившее жителей отчаяние, в смелости у них недостатка не было. Даже те интеллектуалы, которые задумывались, а не окажется ли в конечном счете вхождение в Турецкую империю менее пагубным для греческого народа, нежели его нынешнее состояние разобщенности, бедности и бессилия, искренне включились в подготовку к обороне. Можно было видеть, как все зимние месяцы мужчины и женщины, ободряемые самим императором, ремонтировали стены и расчищали рвы.
Все находившееся в городе оружие собрали в одном месте, чтобы раздавать его тем, кому оно будет нужнее всего. Был создан фонд для чрезвычайных расходов, куда вносили деньги не только государство, но и церкви с монастырями и частные лица. В городе еще оставались значительные богатства, и кое-кому из итальянцев казалось, что некоторые греки могли бы раскошелиться и щедрее. Но в действительности требовались не столько деньги, сколько люди, вооружения и продовольствие, а на деньги купить их теперь было нельзя[37].
Император сделал все, что было в его силах. Осенью 1452 года в Италию отправились послы умолять как можно быстрее прислать помощь. Встретили их неприветливо. В Венецию отправилось новое посольство, но 16 ноября сенат ответил лишь, что все до глубины души потрясены и подавлены вестями с Востока и, если папа и другие державы что-либо предпримут, Венеция охотно к ним присоединится. Венецианцы еще не узнали о том, что случилось с галерой Риццо неделей раньше, но даже и эта новость и неотложные депеши из венецианской колонии в Константинополе не заставили их предпринять какие-либо конкретные шаги. В том же месяце отправили посла в Геную, и там ему обещали предоставить один корабль, а за дальнейшей помощью правительство рекомендовало обратиться к королю Франции и Флорентийской республике. Король Альфонсо Арагонский дал еще более расплывчатые обещания, однако разрешил византийским послам собрать на Сицилии пшеницу и другое продовольствие для доставки в Константинополь. Они как раз занимались этим, когда началась осада, и больше уж им никогда не привелось увидеть родной земли. Папа Николай и хотел бы помочь, но не желал брать на себя слишком больших обязательств, пока не был уверен в том, что церковная уния в самом деле состоится, да и без венецианцев он мало что мог поделать. Кроме того, его больше заботил мятеж в Риме, разразившийся в январе 1453 года. Пока город не усмирен, папа не мог и помыслить о ведении военных действий за границей.
Письма, которыми обменивались между собою Рим и Венеция, невозможно читать без боли в сердце. Венецианцы никак не могли забыть, что курия все еще должна им деньги за аренду галер в 1444 году; а папа не был уверен в доброй воле венецианцев. Лишь 19 февраля 1453 года венецианский сенат, получив последние известия с Востока, проголосовал за то, чтобы незамедлительно отправить в Константинополь два транспорта, каждый с четырьмя сотнями человек на борту, и распорядиться о том, чтобы пятнадцать галер, которые в тот момент переоснащались, последовали за ними сразу же, как будут готовы. Пять дней спустя сенат принял декрет, вводивший особые налоги с купцов, торговавших в Леванте, на оплату расходов на эту флотилию. В тот же день были отправлены письма папе, императору Запада и королям Венгрии и Арагона, где говорилось, что без скорейшей помощи Константинополь обречен. Однако 2 марта сенат все еще обсуждал организацию флотилии. Было решено назначить ее командующим Альвизо Лонго, однако верховное командование отдать капитан-генералу моря
