Падение Икара - [15]
— Если бы римские сенаторы были людьми государственно мыслящими, они давно бы согласились уравнять в правах с римлянами всех италиков. А что сейчас вышло? Страна в пепле и в развалинах, тысячи тысяч людей перебито. Уступить Риму пришлось. Италики получили то, чего добивались, а удержит ли Рим свое мировое господство, создать которое мы ему помогали, это вопрос.
— Война с италиками ведь кончилась, Тит.
— Далеко нет. Римляне увидели, что победить они смогут, только внеся среди нас раскол. Они это и сделали: пообещали дать права римского гражданства всем, кто в течение двух месяцев сложит оружие. Только самые непримиримые не согласились: есть города, которые не сдались. Телезин и его войско ушли в горы с оружием в руках. Война только замерла — не прекратилась. А Рим уступил, потому что на него движется гроза с Востока.
— Митридат?
— Да, Митридат, царь Понтийский[55]. Любопытная фигура. Странная смесь греческой культуры и азиатского варварства. В Азии перестали верить, что Рим несокрушим, и Митридат воспользовался моментом. А ты знаешь, как любят римлян в провинциях? Когда Митридат отдал тайный приказ их перебить, их перебили чуть ли не в один день до ста тысяч.
— Значит, это не фантазия Лариха?
— Нет, нет, это правда.
— Повел войско на Митридата Сулла?
— Да, Сулла. — У Тита словно перехватило дыхание. Он продолжал, тяжело дыша, спотыкаясь на словах: — Знаешь, Дионисий, вся моя ненависть к Риму сосредоточилась на этом человеке. Да это и не человек! Люди, бывшие в Африке, рассказывали мне, что в пустыне поднимается иногда огромный песчаный столб, который несется вперед и губит все, что на дороге. Это Сулла… Жестокость, злоба… Ни одного человеческого чувства!.. «Лев и лисица», — говорят о нем. Лисица — пожалуй, а лев — нет. Лев благороден, а Сулла и благородство — понятия несовместимые. Совести у него нет и никогда не было. Ничего вообще нет, кроме честолюбия и алчности.
— А что ты о нем знаешь?
— Потомок знатного, но разорившегося рода. Кутила и пьяница, которому вольно дышится только среди человеческого отребья. Разбогател средствами бесчестными. Хитер, храбр, жесток. Прежде всего жесток. Ради власти и богатства пойдет на любое преступление и даже не подумает, что это преступление. Когда его попробовали лишить командования войском, он пошел на Рим. Вооруженное войско не смеет войти в Рим — это считается святотатством. Никто до Суллы на это не отваживался. А Сулла отважился и вошел с поднятыми знаменами, под звуки труб, как в покоренный город. С крыш в солдат посыпался град стрел. Он велел поджигать дома и первый бросил горящий факел. Что творилось в Риме! Марию едва удалось бежать. Уж и искали его, искали… чуть ли не по всей Италии. А он переплыл в Африку.
— А почему Сулле так хотелось идти против Митридата?
— Почему? Война на Востоке! Какая богатая добыча! Сколько можно награбить! Там убьют не убьют, а кто жив останется, до смерти будет ходить в пурпуре и золоте. Все солдаты Суллы в этом убеждены. Потому так легко и пошли за Суллой на Рим: испугались, что Марий на Восток поведет свое войско, своих старых солдат.
— Тит, объясни мне, почему между Марием и Суллой была такая вражда.
— Дионисий! Ты всю жизнь свою прожил со своими книгами, с природой, с простыми, хорошими людьми. Ты вдвое старше меня и непоколебимо веришь, что добро сильнее зла и справедливость побеждает, и, пока я тебя слушаю, я в это тоже верю. Если бы тебе предложили оставить Вязы и облечься в царскую порфиру, ты бы в ответ только улыбнулся… вот как сейчас улыбаешься. А Сулла в эту порфиру вцепился бы. Ему нужна власть, неограниченная власть. И Марию нужно быть первым. Ему не по себе, если на первом месте кто-то другой. Особенно Сулла. Он привык считать его мальчишкой. А мальчишка заслонил его собой. Югурту разбил Марий, а пленником в цепях привел Сулла. Суллу превозносят… Как это стерпеть! И этой личной неприязнью в Риме ловко воспользовались противники сената и аристократии.
— Народная партия?
— Народная партия! Этой народной партии столько же дела до народа, сколько Негру до твоих медицинских книжек. Много от них народ видел. Это всадники, денежные люди, которые мечтали о победе над Митридатом, чтобы беспрепятственно грабить Азию. А сенат вовсе не желал их усиления. Каждая партия выдвинула своего человека. Сенат — Суллу: «свой человек» еще покажет себя отцам сенаторам; всадники — Мария. Когда Сулла ушел из Рима — он недолго задержался: перебил своих главных врагов и пошел на Митридата, — и Марий вернулся, что тогда учинила эта «народная партия» в Риме! Убийства, казни, грабежи. Сулла этого не забудет.
— Тит, ты, однако, сам говорил, что к италикам они отнеслись справедливее, чем сенат и его партия.
— Ага! Ты как себе представляешь: Сулла вернется, распустит войско и, как Цинциннат
