Падение Эбнера Джойса - [59]

Нет, перегруженная излишними подробностями давняя история их города не совсем то, чего им хотелось. Контракт так и оставался неподписанным, а затем соскользнул в корзину для бумаг под столом Эндрю Хилла.

Кружок кипел от возмущения. Выразителем чувств своих взбешенных друзей, несомненно, стал бы Эбнер Джойс, обладавший ораторскими данными и способностью пылать благородным негодованием, но его опередил Маленький О’Грейди. Тот не мог, да и не пытался сдержать себя.

— И это называется деловыми переговорами с деловыми людьми? — воскликнул он, обращаясь к Диллу. — Это так решают вопросы солидные, пунктуальные и состоятельные бизнесмены? Где моя шляпа? Я пойду в банк, я скажу им, я...

— О’Грейди, утихомирься! — остановил его Дилл. — Ты только подольешь масла в огонь и окончательно все испортишь.

— Ну нет, Дэфф! — кипятился Маленький О’Грейди. —Я втянул тебя в эту историю и теперь...

— Я придерживаюсь иного мнения, — холодно заметил Дилл.

— Да, да, втянул! И сейчас доведу дело до конца, Где моя шляпа?..

Пока Дэффингдон пытался удержать О’Грейди, Вирджилия изливала свои печали тетушке. Она в раздражении уселась прямо на кровать Юдокси.

— Они не приняли проект! Но что же, ради всего святого, им нужно?! — гневно воскликнула она. — Тетя, по-моему, тебе пора действовать. Интересы банка тебе так же близки, как и любому из них, и ты имеешь такое же право высказать свое мнение. Пойди туда как акционер и выведай их намерения.

— Схожу, если хочешь, — ответила Юдокси. — Но почему бы тебе самой не поговорить с мистером Гиббонсом? Он довольно приятный человек и единственный из них, кто разбирается в таких вещах. Постарайся узнать, в чем же, собственно, задержка.

Вирджилия застала Роско Орландо Гиббонса погруженным в планы и схемы (он собирался открыть на Севере новый филиал своей фирмы), но при появлении дамы он галантно оторвался от занятий.

Вирджилия просила его помощи; она обращалась к нему и как к представителю деловых кругов, который, несомненно, понимает, что значит поступать по-деловому, и как к просвещенному покровителю искусств, который может и должен поддержать замечательный проект уважаемых художников.

— Гм... гм... да, — промычал Роско Орландо Гиббонс. — В нашем городе действительно появились высокоталантливые люди. Мы растем, мы быстро растем. Я... гм... могу без излишней скромности сказать, — продолжал он высокопарным тоном, — что сам помог обнаружить один такой талант — подлинная находка, и притом весьма ценная.

— В самом деле? — холодно отозвалась Вирджилия.

— Ну, как же! Молодой поляк — молодой представитель богемы, молодой... даже не знаю, как его еще назвать! — Роско Орландо слегка развел руками. — Его фамилия Прочнов. Очень, очень одаренный юноша! Я нашел его где-то в западном районе... невероятно далеко, в трущобах... буквально голодает среди шедевров. — В голосе Роско Орландо зазвучали самодовольные нотки. — Некоторые из них я купил.

«Прочнов! — с досадой подумала Вирджилия. — Тот, что писал портрет Пресиозы Макналти». Несомненно, так он и завоевал расположение старика Джеремии, а теперь перетягивает на свою сторону Роско Орландо. Это было похоже на грозный обвал, и они с теткой должны были остановить его.

— Одна из его картин висит у меня в гостиной, — продолжал Гиббонс, — а другую я подарил нашему клубу. Какие краски! Какая композиция! — воскликнул он, закатывая глаза, и добавил, поглаживая бакенбарды пухлыми пальцами: — Первоклассный талант! Да что там — гений!

Да, именно Роско Орландо Гиббонс купил картины Прочнова и дал ему таким образом возможность перебраться в «Крольчатник». Это были большие, громоздкие полотна, написанные в период ученичества в Вене. Перевозка и хранение картин стоили Прочнову немалых денег, но он постоянно утешал себя мыслью, что кто-нибудь купит их, или по крайней мере они могут служить образцом того, на что он способен, или, точнее, был способен, и чем когда-то гордился. Сейчас Прочнов вряд ли стал бы писать в подобном духе, но он не стыдился ранних работ — он просто вырос, поднялся на следующую ступень.

Когда маленький О’Грейди узнал о покупке, он воскликнул:

— О Иг, Иг, Иг! Почему ты так скрытен и необщителен? Почему ты не сказал, что твои картины были куплены Роско Орландо Гиббонсом?

— Но какое это имеет значение? — удивленно спросил Прочнов.

— Огромное! Надо знать наш город и его обитателей. Разве тебе никто не говорил, что Роско Орландо Гиббонс — один из директоров «Грайндстоуна»?

— Нет.

— Ну, так знай: он — директор, и ты перетянул его на свою сторону! Ты говоришь, что он подарил одну из картин какому-то клубу?

— Да. А что?

— Какому клубу?

— Это... Здесь есть клуб «Мичиган»?

— Есть. Председатель правления этого клуба старик Оливер Дауд. Ты можешь заполучить и его!

— Зачем?

— Но он тоже член правления банка. О Игнас! Бедная заблудшая овечка! Почему ты не рассказал обо всем этом своему Теренсу?

Действительно, картину Прочнова, купленную, кстати, за бесценок, Роско Орландо преподнес в дар клубу, где ее приняли с признательностью и повесили на видном месте в общей гостиной. Молодые завсегдатаи клуба встретили ее восторженно. На картине была изображена одалиска с осиной талией и пышными темно-рыжими волосами, почти черными там, где на них падала тень; на переднем плане — бассейны с фонтанами и восточные ковры; по бокам — большеголовые дети с пальмовыми ветвями в руках; на заднем плане можно было рассмотреть мускулистые, загорелые фигуры рабов.