Падает тропическая ночь - [11]
— А сын, уже уехал в Мексику?
— Да, это было в прошлом году. Уехал насовсем, учиться и работать, уже больше года назад.
— До того, как она заболела.
— До того.
— Значит, Люси, от этого она и заболела, бедняжка.
— Тут она позвонила мне, пригласила поболтать. Меня это удивило, она вечно норовит выйти из дома, где сидит целыми днями взаперти с пациентами. Всегда приходит сюда поболтать, не зовет к себе. Я спросила, что случилось, а она ничего не хотела объяснять по телефону, сама понимаешь почему, боялась занимать линию. Я пошла и застала ее в сильном возбуждении, но в приподнятом настроении, она сказала, что не может выйти, ждет звонка. От кого не сказала. Было около трех часов дня. Мы выпили кофе, потом, позже она принесла печенье, очень вкусное, но чуть подсохшее, и даже винца. Она никогда не пьет, но тут выпила два бокала почти подряд, я заметила, что она становится какой-то странной. И задавала вопросы, а я отвечала, обо всем понемногу, но сосредоточиться на моих словах она не могла, смотрела по сторонам, вроде что-то искала глазами, не меня, понятно. И если возникала пауза, задавала новый вопрос. Тут мне почудилось, будто я у нее на приеме, типа как пациент, но слушает она вполуха, без особого интереса к моим словам, и взгляд такой рассеянный, смотрит по сторонам, но ни на чем глазами не останавливается. У нее привычка — проводить рукой по волосам, и она вся лохматится. Зная об этом, она иногда встает, подходит к зеркалу и поправляет прическу. Но ни разу в тот день не поправила, так ей было худо, мешки под глазами с каждой минутой становились все заметнее. И тут зазвонил телефон. Она аж подпрыгнула, точно ей нерв булавкой укололи. Кинулась к телефону, но подождала, пока прозвенит еще раз, не знаю зачем, видно, показать, что она не сидит в ожидании звонка. Ошиблись номером, в Рио такое часто бывает, ты, наверно, заметила. В пять я вернулась домой, она ничего не рассказывала, но я догадалась, что с ней что-то неладно.
— Он не позвонил.
— Нет. Вечером в полдесятого звонит она. Я уже смотрела фильм, взяла в видеопрокате, не помню какой. Я, разумеется, была в тот час одна. Ну и она заходит, я, конечно, останавливаю фильм. Она спрашивает, нет ли у меня другого, посмотреть. Я говорю нет. Ей хотелось в тот вечер что-нибудь погрустнее. Так хочется плакать, говорит. Предложила поехать на такси и взять другой фильм, надо было спешить, прокат закрывался в десять. Я не знала, что в выходные он до двенадцати ночи, и она вызвала радиотакси, дорогущее, и мы понеслись во весь дух и привезли… не помню точно, то ли “Леди Гамильтон”, то ли “Мост Ватерлоо”, в общем, с Вивьен Ли. Очень грустные.
— Оба грустные?
— Оба. Так нам понравился один, что потом взяли в видеопрокате другой. Только не помню, какой из двух был первым.
— Хорошо бы снова посмотреть, я их подзабыла.
— Ты будешь плакать, думаешь, поможет? Хуже не станет? Сильвию впечатлила Вивьен Ли, особенно в “Мосте Ватерлоо”, такая она там красивая, молодая, лет двадцати с небольшим, но что-то в душе ее темно, это потрясает, особенно в минуты, когда рок встает на ее пути. Сильвию как психолога поразило, откуда Вивьен Ли, снимаясь в этих фильмах, не нуждаясь ни в чем, знает, что жизнь, если захочет, может лишить тебя всего в одно мгновенье? Есть минуты, когда она словно заглядывает куда-то, неизвестно куда, и там видна пропасть, бездонная, или какая-то бездна, глубокая, у самых ног.
— Это показывают в фильме?
— Нет, тебе передается ее настроение, она видит бездонную пропасть, или черную тучу, та накрывает все вокруг, накрывает дом, детей, мужа, и их больше не видно.
— Но она ведь не выходит замуж, в “Мосте Ватерлоо” она умирает незамужней.
— Знаю, но это так, к слову, не помню точно, как там, но речь об этом, ты стоишь одна перед черной тучей и не знаешь, углубиться ли в эту тучу, пытаться найти свой дом снова и все, что ты утратила, найти детей, они уже выросли и ты им не нужна, и мужа, на нем раньше держался дом, стоявший незыблемо, будто прочно вбитый в землю одним лишь тем, что хозяин вошел внутрь твердой, уверенной поступью. Но того некогда сильного человека уже нет на свете, а сделаешь шаг во тьму и, глядишь, посчастливится, и найдешь многое из утраченного, кто знает. Ведь, может, буря прошла и не унесла дом, как все полагали. Но она в фильме видит тучу как угрозу и сильно пугается, а много лет спустя в реальной жизни она потеряла здоровье, навсегда, и остаток жизни прожила в страданиях, из-за проблем с нервами, и умерла молодой, в пятьдесят с чем-то.
— Я в юности даже не представляла, сколько всего может с нами произойти, а ты?
— Нет, Нидия, вроде нет.
— А потерять мою девочку — этого я не могла вообразить даже в кошмарном сне.
— Я тоже не думала, что произойдет столько всего плохого.
— Просто мы дожили до такого возраста, Люси, что успели многое увидеть.
— Я бы в эту тучу не полезла.
— Не думай о таких вещах, Люси.
— По-моему, если залезть в темноту, ничего не найдешь, и не видно, куда ступаешь, даже своих ног. И рук.
— Люси, у тебя оба сына здоровые, пожалуйста, не выдумывай лишнего. Довольно реальности.
Мануэль Пуиг создает мозаичную картину латиноамериканской современности в виде тонко стилизованного коллажа из стереотипов популярной словесности — песенок в жанре танго, мелодраматических кинороманов, литературной и кинематографической фантастики, бытовых радиопьес, модных и женских журналов, образцов рекламы, что сближает его повествовательную технику с принципами поп-арта. Обо всём этом и не только в книге «Любовь в Буэнос-Айресе».
Мануэль Пуиг – один из ярчайших представителей аргентинской литературы ХХ века, так называемой «новой латиноамериканской литературы». Имя Пуига прочно заняло место рядом с Борхесом, Кортасаром, Сабато, Амаду, Маркесом, Карпентьером, Бенедетти. Его книги переведены на все европейские языки и постоянно переиздаются.«Предательство Риты Хейворт» (Рита Хейворт – легендарная голливудская красавица, звезда экрана) – дебютный роман Пуига, после которого о нем заговорил весь мир. Работая в сложнейшем жанре «бесконечной строки», автор создает уникальное полотно человеческой жизни – от рождения до старости – с помощью постоянных «переломов» сюжета, резкой смены персонажей, хитрой интриги.
Аргентинский писатель Мануэль Пуиг - автор знаменитого романа "Поцелуй женщины-паука", по которому был снят номинированный на "Оскар" фильм и поставлен на Бродвее одноименный мюзикл, - уже при жизни стал классиком. По единодушному признанию критиков, ни один латиноамериканец после Борхеса не сделал столько для обновления испаноязычной прозы. Пуига, чья популярность затмила даже таких общепризнанных авторов, как Гарсиа Маркес, называют "уникальным писателем" и "поп-романистом № 1". Мыльную оперу он умудряется излагать языком Джойса, добиваясь совершенно неожиданного эффекта.
Луис Молина, ради спасения собственной матери, идет на сговор с тюремным начальством, и его подсаживают к политическому заключенному. Молина, выполняя свое задание и стараясь войти в доверие, влюбляется в своего заключенного. Предаст ли его Луис, или совершит мужественный поступок, ценою собственной жизни?Виртуозно сочетая наивность старых голливудских фильмов со стереотипами поп-культуры, смело обращаясь к теме нетрадиционных сексуальных отношений, Пуиг создает роман «Поцелуй женщины-паука», по которому в 1985 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.