Ожившая тень - [10]

Чхонён смотрел на его ловкие движения — Мёнгиль не хуже, чем он, орудовал топором,— и недоверие и насторожённость постепенно исчезли.

Но вот все дрова переколоты. Мёнгиль с размаху воткнул топор в большое бревно, вытер рукой потный лоб.

— Воды не найдётся? — спросил он и, не дожидаясь ответа, отправился прямо в кухню.

Чхонён вдруг залился краской. Вскочив, он загородил Мёнгилю путь и крикнул испуганным, срывающимся голосом:

— Сиди!.. Я тебе принесу…

Он скрылся в дверях маленькой кухни. Мёнгиль, пожав плечами, уселся в тени персикового дерева. Чёрная ворона, сидевшая на самом верху, насмешливо покосилась на незваного гостя и хрипло каркнула.

Вышел Чхонён, протянул Мёнгилю кувшин. В кувшине плескалась вода: у Чхонёна дрожали руки.

— На, пей… Холодная…— отрывисто сказал он.

Мёнгиль принялся пить жадными, большими глотками.

— Эх, хороша! — шумно отдуваясь, сказал он.— У вас что, на заднем дворе свой колодец?

Чхонён кивнул, усмехнулся.

— Мать говорит: «Добавить чуть сахару — получится „Саида“»[8].

Ребята расхохотались. Возникшая было скованность как-то незаметно исчезла.

Снова каркнула ворона.

— Слышишь, каркает? — засмеялся Мёнгиль.— Старухи говорят: подаёт ворона голос — жди в дом желанного гостя.

— Гостя? — недоверчиво хмыкнул Чхонён.— Да ещё желанного?..

— А что? Разве у вас не бывает гостей? — удивился Мёнгиль.

Чхонён не ответил.

— Слушай,— потянул его за рукав Мёнгиль,— давай вместе готовить уроки? У тебя по дому всё переделано? А то я помогу.

Вот и нашлись наконец слова, которые так долго искал и не мог найти Мёнгиль. Слова простые, немудрёные, такие же, какими становились теперь их отношения.

До сих пор между ними словно стояла стена. Теперь в ней образовалась брешь. Сегодня Мёнгиль увидел другого Чхонёна— простого и доброго парня, и с этим парнем он, конечно, подружится!..

— Да что там за дела? — смущённо пробормотал Чхонён.— Всё уже сделано.

Они расстелили под деревом большую соломенную циновку и уселись на ней заниматься.

Мёнгиль как раз объяснял задачки по физике, когда заскрипела старая калитка. Во двор вошла тётушка Хван. Мёнгиль встал, поклонился. Женщина улыбнулась, сверкнув золотым зубом. Настроение у неё было прекрасное.

— Ну, вот и я! — сказала она, весело глядя на ребят, и зачем-то добавила: — Я не велю ему ходить в школу, когда у нас много дел…

Она покосилась на сына. Чхонён, уткнувшись в книгу, мрачно молчал.

— Всё, о чём ты просила, я сделал,— чуть слышно пробормотал он, не глядя на мать.

— Ох-хо-хо!..— вздохнула вместо ответа тётушка Хван и, держась за поясницу, будто она у неё болела, стянула с головы цветастый платок. Потом она тяжело опустилась на бревно. Кто бы мог подумать, что эта женщина только что была такой весёлой и оживлённой?

— Устали? — участливо спросил Мёнгиль.

— А то нет? — живо откликнулась тётушка Хван. Она хотела ещё что-то сказать, но Чхонён перебил её.

— Давай заниматься,— буркнул он, и Мёнгиль принялся объяснять дальше.

Тётушка Хван не уходила. Она сидела неподалёку от ребят, то и дело бросая на них внимательный взгляд. «Как они похожи,— думала она.— Глаза, рот, волосы… Просто удивительно — такое сходство!»

Они действительно были похожи — Мёнгиль с Чхонёном. Это особенно бросалось в глаза, когда они сидели вот так, рядом. В школе их сходство тоже заметили.

— Ты откуда родом-то? — вдруг спросила Мёнгиля тётушка Хван.

— Из деревни Понтон, уезда Ана́н.

— Как ты сказал? — прищурилась женщина.— Деревня Понтон?

— Мама, ты нам мешаешь!—оборвал её вдруг Чхонён. На лбу у него залегли резкие складки.

— Спросить нельзя, что ли? — нахмурилась женщина.

Чхонён швырнул наземь книгу:

— Вечно эта болтовня! Надоело!

— Как ты смеешь так разговаривать с матерью? — взорвалась тётушка Хван.

— Подумаешь,— скривился Чхонён.

Тетушка Хван, бросив на него негодующий взгляд, встала и, одёрнув юбку, не оглядываясь прошла через двор в кухню.

— Ты что, Чхонён? — растерянно пробормотал Мёнгиль.

Он наблюдал эту сцену с нескрываемым изумлением: «Как он говорит с матерью! Разве так можно?»

Чхонён, не отвечая, яростно листал книгу. Казалось, он решил разорвать её на листочки.

— Знаешь, Кёнпхаль с Мунилем рассказывали, что они видели у коровника духа,— стараясь нарушить молчание, с улыбкой сказал Мёнгиль.— Они так смешно описывали его! Говорят: у него длинные косматые волосы, вместо одежды лохмотья, на водяного похож…

Мёнгиль взглянул на товарища и прикусил язык: Чхонён смотрел в сторону, лицо его было бледным до синевы. «Что с ним?» — в смятении подумал Мёнгиль, но спросить не решился.

8

В тот самый день, когда Мёнгиль наконец подружился с Чхонёном, отец Кёнпхаля, дядюшка Чан, встал раньше всех в доме: нужно было идти на мельницу. Крестьяне везли теперь зерно каждый день, пора была страдная.

Вчера вечером перед уходом домой он, как всегда, прибрал инструмент, протёр маслом мотор, тщательно подмёл пол. «На мельнице должен быть полный порядок!» — любил говорить дядюшка Чан и сам строго придерживался этого правила.

Солнце чуть золотило край неба, когда Чан снял тяжёлый замок и не спеша вошёл в помещение. Он надел свой старый комбинезон, пустил мотор. Мотор загудел ровно и сильно, и вдруг в ровное это гудение ворвался совсем другой, резкий, захлёбывающийся звук. Дядюшка Чан рванул на себя рубильник, но было уже поздно: от мотора валил чёрный дым, пахло горелым маслом. «Что же это, а?» — растерялся Чан. Руки его дрожали. Он бросился к мотору. Сомнений не было — мотор был испорчен.