Ожидание - [2]

Нарядно заблестели украшения. Много старых, советских игрушек: космонавт на прищепке, фрукты-овощи, сказочный гриб с усами как у запорожца, Снегурочка, часы со стрелками на без пяти двенадцать...

— Ну вот, другое дело, — одобрила Вера результат их стараний.

За каких-нибудь пару часов был готов и праздничный стол. В руках Веры всё спорилось. Сочное мясо с картошкой в духовке, традиционная селёдка под шубой, красивые бутерброды с солёной сёмгой и зеленью — так, кое-что на скорую руку, по её собственному выражению. Ева невольно вовлеклась в готовку и немного отогрелась то ли от жара плиты, то ли от улыбки Веры и её добродушных шуток. Хотелось её обнять и уткнуться, но Ева боялась быть превратно понятой, обнадёжить зря. Дома было прохладно, она постоянно зябла и куталась в одёжки, но у Веры руки были всегда тёплыми. И глаза. Если бы не Диана — как знать? — может быть, рано или поздно Ева и согласилась бы дать этим рукам шанс.

До Нового года — четыре часа. Есть по-прежнему не хотелось, неприятная тяжесть давила за грудиной.

— Давай-ка на воздух, — предложила Вера. — Заодно и аппетит нагуляем.

Шаль с плеч переместилась на голову Евы. Присев на скамеечку в прихожей, она всунула ноги в сапоги и застегнула молнии. Руки скользнули в рукава заботливо поданного ей Верой пуховика.

Небесная перина продолжала сыпать пух. Уютное снежное царство мерцало огоньками, деревья — будто ватой облепленные. Как декорации к новогоднему спектаклю. Зимняя сказка... Опираясь на руку Веры, Ева прислонилась к её плечу и вдыхала холодный вечерний сумрак. Снежные хлопья висли на ресницах и на прядке волос, выбившейся из-под шали. Ева подняла голову к окнам квартиры, озарённым отсветом гирлянд. Как будто там кто-то ждал... Ледок всё ещё не таял, и за Еву плакали искорки-отражения уличных огней в её глазах. Лёд застывшей в ожидании души. Сжатые губы, тонкая рука в пуховой варежке. И шаль, и эти варежки она вязала сама.

До Нового года — три часа. Вера приняла у Евы пуховик, повесила на крючок, привела в порядок свои примятые шапкой волосы, и они вошли в озарённую гирляндами комнату.

— Ну что, к столу, что ли? — улыбнулась Вера.

Ева слушала своё нутро. Там всё ещё было немного муторно и тошно, но желудок согласился принять пару ароматных мандаринов. Их тоже купила Вера — отличные выбрала. Она умела выбирать лучшее: и качественную прочную одежду, и вкусные продукты. Прекрасно готовила мясо, а Евы оно не слушалось, не поддавалось. То жёстким получалось, то сухим. А вот выпечка — наоборот, превосходная. Тесто её «любило». Но спортсменке Диане нужен был белок, и Ева старалась, как могла, даже выпросила у Веры пару-тройку проверенных рецептов.

Свет гирлянд отражался праздничной пестротой на экране телефона. Струна ожидания надрывно запела, пальцы Евы дрогнули, накрывая аппарат. А вот на сей раз...

— Да. — Её голос прозвучал глухо, едва слышно.

В динамике всхлипывала Нина Сергеевна, и душа ухнула в ледяной колодец... Глаза Евы стали огромными, остекленелыми, неподвижными. Как в ёлочных шарах, в них отражался калейдоскоп новогодних огоньков.

— Евочка, Диана пришла в себя!.. У неё ноги... ноги мёрзнут! — Всхлип, смех. — Она... носочки шерстяные просит... которые ты связала.

Ледышки ожидания растаяли, заструились по щекам — жёлтые, красные, зелёные и голубые. Внимательное напряжение в глазах Веры тоже мерцало и переливалось.

— Я сейчас привезу! — сдавленно всхлипнула Ева, суетливо бросившись к шкафу.

— Да куда ты сейчас поедешь на ночь глядя! Нет, завтра уж, — остановила её мама Дианы. — Завтра утром! Ты там сама как — нормально?

— Да, да, — только и смогла выдохнуть Ева. Колени предательски ослабели.

— Ну, вот и хорошо, а то Диана волнуется. Она как только глаза открыла, сразу: «Ева». Я б ей трубку дала, да нельзя: слабенькая, плохо говорит. — Нина Сергеевна насторожилась. — Маячит что-то... А, «целую» — это тебе, видимо. Ну, всё, давай, не переживай там... Всё налаживается. С Новым годом тебя. То есть, вас...

До мурашек окутанная зимней сказкой, Ева неудержимо содрогалась от разноцветных мерцающих слёз. Лёд лопнул, напряжение вытекало ручьями, а Вера, поглаживая Еву по лопаткам, шептала что-то сдержанно-скорбное. Та сквозь всхлипы засмеялась:

— Да нет же, она очнулась! Пришла в себя...

— Вот как! — вскинула Вера брови. И кивнула: — Ну, слава Богу. Слава Богу...

И её руки обняли Еву осторожно, но крепко — сбоку, за плечи. Причиной бережности был большой живот Евы, на который спускались концы пуховой шали, заколотой брошкой. Восьмимесячное ожидание. «То есть, вас», — это им, Еве и ребёнку.

За неделю до Нового года микроавтобус, вёзший Диану с тренировки, попал в аварию, и она угодила в больницу с черепно-мозговой травмой. Еву в реанимацию не пускали. Вера была первой, кому она, скованная льдом ужаса, рассказала о случившемся по телефону.

— Спасибо тебе... Я очень хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, — сладко, сквозь улыбку, всхлипнула Ева, вжавшись щекой в плечо Веры. Музыкальные пальцы неистово вцепились в оливковый джемпер объятиями — всё, что она могла дать, чем могла отплатить.