Ожерелье вечности - [9]

Действительность мало отличалась от сна. В клубах предрассветного тумана за окном что-то мелькало, слышались крики отца Леона и характерное шипение разрядов. Догадавшись, что Витюша всё-таки здесь, Маня взялась будить Николая. Тот, шатаясь от слабости, накинул на себя покрывало и, опираясь на Маню, вышел из пещеры. Открывшаяся перед ними картина могла смутить кого угодно.

Отец Леон, красный от натуги, держал в обеих обожжённых руках большой крест, который отражал направленные на него разряды Витюши, поминавшего предков монаха до седьмого колена нецензурной лексикой, причём монах не оставался в долгу, поражая изобретательностью применяемых оборотов речи. Вокруг валялись обугленные щепки скамейки, выжженная земля и чёрные остатки растительности дополняли картину.

При виде Николая Витюша радостно воскликнул:

— А, вот и ты, сволочь! Попался! Теперь я с тобой посчитаюсь!

Николай, затолкав Маню обратно в пещеру, в ответ только посмеялся:

— Ну, погоди!

Витюша стал раздуваться, его фиолетовое "лицо" потеряло человеческие черты и действительно стало напоминать карикатурную морду волка из мультфильма. Его внутренняя агрессия, так тщательно скрываемая от окружающих и так верно угаданная Николаем, больше не сдерживалась ничем. Разряды били в Николая, не причиняя ему ни малейшего вреда.

— Ты меня не боишься? — удивлённо зарычал Витюша. — Бойся, сейчас ты погибнешь!

— Я тебе не верю! Ты совсем не убедил меня, я тебя не боюсь! Мне тебя жаль. Бедный мальчик! Ты никогда не позволял себе быть самим собой! Быть таким, какой ты есть! Позволь себе быть всяким: хорошим — плохим, удачливым — неудачливым, умным — неумным…

По мере того, как Николай говорил, Витюша терял объём и интенсивность окраски. Разряды становились всё меньше и реже, пока не прекратились совсем. Он принял прежний свой облик и жалобно спросил:

— А что же мне теперь делать?

— Прими себя, полюби себя настоящего, будь самим собой! Ты имеешь право быть самим собой, нравится это кому-то или нет. Никто и ничто не совершенно под луной, ты замахнулся на несбыточное, потому и поплатился. Мне жаль, конечно, что ценой этого понимания стала твоя жизнь, но это был только твой выбор. А я лишь показал тщетность твоих усилий, хотя теперь я понимаю, что надо снисходительнее относится к слабостям других. Прости меня. Я тоже на тебя не в обиде. Разойдёмся по-хорошему.

Витюша смешно почесал в затылке и, озадаченно присев на камушек, сказал:

— Но я так долго жил с этой обидой, с надеждой отомстить, что не представляю, что буду делать дальше.

— Вот это мы и обсудим, — сказал Николай и широким жестом пригласил Витюшу в пещеру.

Отец Леон облегчённо вздохнул и взялся убирать поле битвы.

А Маняша испуганно забилась в угол при виде Витюши, вплывающего в пещеру, но, увидев невредимого Николая, не смогла сдержать радостного восклицания. Николай успокоил её, прижал к себе, заглянул в синие глаза и игриво предложил:

— Хочешь подружиться с Витюшей? Он сможет не только защищать тебя, но и помогать. Зло многолико. Некоторых людей невозможно убедить поступать лучше, они понимают только угрозу, а то и наказание. Это как с несмышлёным малышом, — если объяснять, не поймёт ещё, а если шлёпнешь, сразу доходит.

Маня посмотрела на светляка. Тот, приосаниваясь:

— А что, я смогу! Перепугаю всех до смерти!

— Ну, до такой степени, пожалуй, и не надо, — сказала Маня. — А в остальном, пожалуй, я согласна.

Витюша оживился:

— Вот и славненько! Сделаем всё в лучшем виде. Все будут ходить у нас по струнке и…

— Но, но, но! — Николай остановил Витюшу, — ты опять! Только не надо, пожалуйста, вкладывать теперь в это всю свою душу на двести процентов. Иначе наступишь на те же грабли. Значит так. Помогаете друг другу аккуратненько, осторожненько, чтобы не навредить окружающим и повернуть развитие ситуации к более правильному развитию и только. А то знаю я тебя. Опять переборщишь и всё испортишь своим усердием. Договорились? Маня будет твоим сдерживающим фактором, она девочка разумная.

Маня не утерпела:

— А ты, Николай? Почему о себе не говоришь, как будто прощаешься?

— Понимаешь, Маня, я здесь пришелец, не навсегда. Когда-то я вернусь в свой мир, и мне будет приятно думать, что ты под надёжной защитой.

— Да, да! Я защищу её, не беспокойся! — Витюша даже запрыгал, роняя искорки.

— Угомонись, а то ещё и тут пожар устроишь, — сказал Николай. Маня вдруг заметила его бледность, всполошилась и заставила его прилечь. А Витюша отправился помогать монаху, немало его этим удивив. Отец Леон, развлекаясь, перед светляком крестил землю и тот, спотыкаясь и роняя искры, вынужден был облетать это место. В отместку Витюша пришпиливал разрядом рясу священника сзади и тот, тоже спотыкался, пытаясь сойти с места. В общем, работали весело, и к вечеру плато перед пещерой приобрело почти прежний вид, о произошедшем здесь грандиозном выяснении отношений напоминала лишь горелая трава.

Обед был суматошно — радостным, ощущение облегчения витало над столом. Особенно радовалась Маня — всякая вражда была чужда её натуре, и столь шумное примирение вызывало в ней чувство ликования и невольной гордости за Николая, что обошлось без насилия, силой убеждения был закрыт давнишний конфликт, грозящий всем им чуть ли не смертью. Нельзя было не заметить и роль во всей этой истории отца Леона, поэтому она не удержалась и похвалила его: