В необозримом, не поддающемся анализу пространстве — времени кипит чуждая нам жизнь, чуждая не только по форме своей, но по сути. Космос полон жизни, он — сама жизнь. Галактики — сверхмозги, мыслящие даже самой пустотой, ведут борьбу за лучшие сюжеты, разыгрываемые белковой жизнью, гуманоидами и нет. Из хаоса эмоций, чувств и боли общего информационного поля резонансом звучат любовь, нежность, счастье — мерило существования галактик. Чем выше эта нота, тем больше материла для создания новой материи, тем быстрее расширяется галактика, тесня своих не столь успешных соседок. А те, боясь провалиться совсем в тартарары в чёрные дыры из-за своей несостоятельности в этом плане, пускаются на всяческие уловки, чтобы остановить наступление — расширение лидеров. Тогда-то и случаются всяческие космические катаклизмы типа блуждающих комет, стирающих с лица истории целые цивилизации. Хорошо ли, плохо ли, но есть служба спасения — так называемые Сеятели, которые призваны не только засевать планеты жизнью, но и взращивать посеянное, а то и пропалывать…
I
Сверкающий блик полированной брони на мгновение ослепил Николая, слёзы брызнули из глаз и прочертили полоски на грязном и окровавленном лице. Рефлекс заставил тело согнуться, вжаться в углубление в скале, — валун впереди не полностью прикрывал бы его от пристальных взглядов Стражников. Ему повезло, — Стражники были заняты разговором и не обратили внимания на повизгивание учуявших Николая псов. Подождав ещё немного, Николай осторожно забрался на вершину скалы. Открывшаяся панорама захватила дух, — перед ним лежал большой средневековый Город, окраины его скрывала предрассветная дымка. То тут, то там взлаивали собаки, петухи тоже не отставали в ежеутреннем приветствии солнцу.
Николай понял, что в Город днём идти опасно, нужно было как-то пересидеть день в надежде на то, что вечером никто из горожан не обратит внимания на его странный вид и какая-нибудь добрая душа поможет ему с ночлегом. Он очень устал, — целую неделю ему пришлось идти по горам, перебиваясь попавшимися под ноги ягодами и грибами, убегать от грозного рыка невидимых в ночи хищников и спать на ветках деревьев, рискуя каждую секунду свалиться. Его психика первое время после Появления в этих местах отказывалась принимать действительность за реальность, казалось, вот, сейчас он проснётся опять в своей ростовской квартире, в комфорте и устроенности цивилизованного быта. Но, просыпаясь, он опять с ожесточением и страхом обнаруживал себя на дереве, грязного, истощённого и в оборванной пижаме. Желудок болел от голода так, что в голове никакие мысли не задерживались, не говоря уж о поиске причин своего Появления здесь. Единственное, что он помнил, — что уснул в собственной постели, заказав, по обыкновению, сон — средневековый город и красавица Маня в его ночи. Каким образом сладкий в предвкушении сон превратился в ужасающую явь — он никак, как ни бился, не мог понять и постичь. На четвёртые сутки, набредя на дорогу, каменистую, превращающуюся местами в еле заметную тропу, он обрадовался — хоть какой-то знак присутствия людей! И, когда сзади послышался звук топота копыт и лай собак, Николай, недолго думая, с радостью бросился к проезжающим. Уже на бегу, как заяц, он метнулся прочь, рассмотрев свирепые морды огромных собак и нацеленные на него луки. Инстинкт самосохранения сработал, удивление пришло позже — какие такие луки в двадцать первом- то веке! Стражники (другое название даже не пришло в голову) оказались на высоте — одна из стрел задела щёку, придав Николаю ещё большее ускорение — он, как пр?оклятый, ломая ногти, карабкался вверх по склону горы, ожидая каждую секунду стрелу в спину. Отдышался он только за большим камнем, скрывшим его от преследователей. Собаки по такой крутизне не могли взобраться к нему, а Стражники, видимо, понадеялись, что серьёзно ранили его, увидев кровь на камнях. После короткого совещания на незнакомом Николаю языке они отправились дальше, предоставив Николая его судьбе. Теперь он осторожно пробирался вдоль дороги, опасаясь новой подобной встречи и через три дня, спрятавшись от нового конвоя Стражников, увидел Город.
В этот день он решил хорошо выспаться, справедливо полагая, что хищники вблизи большого города вряд ли его побеспокоят, тем более днём. Тайная надежда не покидала его — вдруг теперь этот затянувшийся сон, наконец, закончится — ведь вот он, Город и никакая Маня уже его не прельщала…
Проснулся он оттого, что склоняющееся к закату солнце припёкло его раненую щеку, вызвав дёргающую боль. Нужно было найти воды — во рту пересохло окончательно, да и умыться бы — иначе его вид если и не напугает, то определённо вызовет подозрение. Ручеёк нашёлся не сразу — пришлось порядком побродить по осточертевшим уже скалам, тем слаще была живительная влага, которую он пил и никак не мог напиться. В животе уже противно булькало, зато голод отступил, а в голове звенело от слабости. Хорошенько пополоскавшись и постирав пижаму, Николай почувствовал себя готовым к походу в Город, чьи высокие крепостные стены обещали прохладу, ночлег и еду.
