Ожерелье вечности - [10]

— Отец Леон, мы очень благодарны Вам за предоставленный кров и за Вашу бескорыстную помощь, за то, что основной удар разъярённого Витюши приняли на себя.

— Да, да! — присоединился и Николай, — прямо даже и не знаю, что бы мы без Вас делали! Вообще, как Вы оказались здесь, в горах, в одиночестве?

Отец Леон, раскрасневшись от похвалы, невольно расправил плечи и стал рассказывать:

— Я родился в Лесбурге, в городе на лесной равнине. Мой отец был самым уважаемым человеком в городе, по сути, его хозяином. И мне, как старшему в роду, предстояло со временем занять его место, к чему отец готовил меня с любовью и всем возможным старанием. Когда мы с братом подросли и стали обращать внимание на прекрасный пол, то надо же было случиться такому, что мы оба влюбились в одну девушку, дочь священника Анну. Она была красива какой-то одухотворённой красотой, набожна и скромна. Как я обрадовался, когда заметил, что она не равнодушна ко мне и удвоил усилия, стремясь закрепить успех, не задумываясь о реакции брата, о том, как больно ему было видеть происходящее. Он был младше меня, поэтому родители его баловали, стараясь исполнить все его желания. Поэтому, заметив, что Анна выбрала меня, он впал в раздражительность, капризы его становились всё изощрённее, он искал любую возможность, чтобы развлечься и отвлечься от ревнивой ненависти к нам. Но удавалось это ему плохо, всякий раз, видя меня, он вспоминал о своей несчастной любви, а, когда разговоры пошли уже о свадьбе, вообще лишился покоя. Оскорблённое самолюбие толкнуло его на отчаянный шаг — он стал шантажировать родителей своим самоубийством, если они не отменят свадьбу. Все сначала, в том числе и я, отнеслись к его угрозе несерьёзно, но наше отношение изменилось после того, как брат сделал попытку осуществить задуманное. Мы были так все напуганы его решимостью уйти из жизни, что невольно задумались о том, как поправить положение. После долгих раздумий было решено свадьбу отложить до более благоприятного момента, а брата, под присмотром, отправить в артель лесорубов в надежде, что тяжёлая физическая работа пойдёт на пользу его душевному состоянию. Но он не смог там долго находиться. Обманув приставленных к нему людей, он сбежал и вернулся в город. Первым делом он нашёл Анну и, угрожая самосожжением, потребовал от неё клятву никогда не связывать свою жизнь со мной. Анна, обливаясь слезами, была вынуждена уступить ему и пообещать, что разорвёт со мной всякие отношения. Он потащил её в церковь и потребовал, чтобы она ещё раз поклялась на Библии. Анна, надеясь, что это поможет успокоить его, повиновалась, практически лишившись чувств. Он воспользовался её состоянием, оглушил её и изнасиловал. Удовлетворённый своей местью, он немедля, со злорадством, сообщил мне и родителям о происшедшем. Ослеплённый болью, я побежал к церкви и, не найдя там любимую, попытался встретиться с ней в доме священника, её отца. Но меня к ней не пустили, а её отец посоветовал не беспокоить её никогда, — обет, принесённый ею в церкви, положил конец нашим отношениям и о свадьбе больше не может быть и речи. А вот моему брату необходимо явиться и попросить её руки, как полагается. Лишив её чести, он обязан был на ней жениться. Именно это он попросил передать моим родителям и брату. Случившееся несчастье было настолько громадным, что не умещалось в моём сознании. Не желая видеть родных, я договорился с отъезжающим обозом леса и уехал из города. Что там было дальше, я не знаю. Время и Господь залечили мои раны, я всех простил и сны мои спокойны…

…Время шло неторопливо и вкусно. Вкусно было всё- горный свежий воздух, козье молоко, которое отец Леон приносил из крохотного хлева, домашние лепёшки, ноздреватые и покрытые аппетитной корочкой плавленого сыра, ягоды и грибы, щедро приносимые Маней из леса, прекрасное сочное мясо, добываемое весьма экзотическим образом новоявленными охотниками: Николаем и Витюшей. Причём происходила охота по такому сценарию: спугнув горных баранов, Витюша с азартом бросался в погоню, по дороге чуть не попалив пол-леса, стараясь выгнать дичь на Николая, затем следовал мощный разряд… и довольные охотники несли домой уже освежёванное мясо. Его пекли на открытом огне большими кусками, наполняя всю округу необыкновенно вкусными запахами. Николай поправился, рана его зажила, хотя иногда ещё побаливала голова и бывали кратковременные головокружения. Единственное, что смущало Николая — это поведение Мани. Как только она попадала в поле его зрения, он видел всегда одну и туже картину — её точёный профиль и никогда прямой открытый взгляд её синих глаз. Он заметил, что Маня стала несколько избегать его и обращалась к нему только в случае крайней необходимости, в свою очередь, односложно отвечая на его вопросы. Это заставило его задуматься. За эти дни она стала ему ещё дороже, в её присутствии всё становилось необыкновенным, казалось, само время меняло своё течение, давая возможность ему насладиться моментом, до конца испить сладость любования и радость оттого, что он просто видит её. Жизнь, казалось, начинала бурлить в его выздоровевшем теле, вызывая непонятное томление. Лицо его всегда, как подсолнух к солнцу, было обращено к Мане. Отец Леон с Витюшей только переглядывались и перемигивались, видя такое его состояние. По вечерам, укладываясь спать, Николай невольно ловил себя на том, что внимательно прислушивается к тому, что происходит у Мани за занавеской, пытаясь угадать, что она там делает. Услужливое воображение рисовало картины одну соблазнительнее другой, из-за чего он не мог долго уснуть, ругая себя за фривольные мысли.