Ой упало солнце - [45]

Как гладит мать головку ребенка.

Мох на болотах сердцем приемлет,

Придорожную травку, воздетую тонко.

Порою не верит в отзывчивость лета,

Вздрагивает от холодного слова,

Ищет землю, укрытую где-то

В зарницах вечера голубого.

И в конце, как гусеница по осени,

Забирается в листья глубокой чащи

И мечтает о вешней просини

И о радостях непреходящих.

1934

«Из невольничьего покоя…»

Из невольничьего покоя

Смутно возникнуть мне.

Только наедине

Можно остаться собою.

Кто чужую душу в меня

Вселяет в разгаре дня?

Не те говорю я людям слова,

Что рождены в глубине существа?

Легко рукою ветку пошевелить.

Погладить былинку малую.

Почему же так трудно

На людях себя сохранить?

Как месяц светится, когда

Слегка отворяет двери

Своего жилья! В сонме зарниц

Он ходит блеклый и бледный.

И каждое малое слово —

Мое и чужое —

Коварно калечит звучанье

Скрытой моей жизни.

Камень,

Упав в озеро, со дна

Не цвет, не водоросль посылает,

А только лишь ил и муть.

О, души одинокой святость!

Слова позванивают, как камыши

Над озаренным затоном,

И солнце мира стозвонно

Сияет в зеркале души.

1933–1935

«Не бушевали вихри в лугах…»

Не бушевали вихри в лугах,

Дни мостили логова ветхие.

Увязали сосны в глубоких снегах,

Как клешни,

                    растопырив ветки.

Я жил в одиноком дому,

Без желания, как без тела,

Разлука меня одолеть не сумела,

Любимая книга светила сквозь тьму.

Ночами жилье мое наперевес

Кто-то нес сквозь заснеженный лес,

И за тонким морозным окном,

К которому я прислонялся лбом,

Световыми дождями и тут и там,

Рассыпая искры среди темноты,

Жарко, без пламени тлели кусты,

Фонтаны огня — отрада глазам —

Сверкали, вдали озаряя поля…

Ужели это была земля?

Моя простая земля?

1935

«Серый дождик утром брел…»

Серый дождик утром брел

Под завесою тумана.

Неприметно раным-рано.

Перешел за частокол.

К бочке протянул он длани

И забегал по двору.

И в серебряные ткани

Вишен приодел кору.

Входит день в осеннем хрусте.

Я под дождиком стою.

Тоненькая струйка грусти

В душу тянется мою.

1936

ИЗ ПОЭМЫ «СУД»

О милая осень! Как смутно идти

По следу глухому твоей маеты!

Вдали меж стволами уже не светло,

И прячут калину уже за стекло.

И над сияньем отеческих вод

В пучину куда-то летит небосвод.

И радуга, нежный цветной полукруг,

Упрятана громом за рощу, за луг,

И с ветки родимой упавший листок

На глину могилы таинственно лег,

И в рог затрубили ветра, и набег

Готовит на севере сумрачный снег.

IV–V. 1937, Харьков — Чигирин

«Багряный, желтый и зеленый блеск…»

Багряный, желтый и зеленый блеск

Лежит столбами на сыром асфальте,

Чудовище тумана разлеглось

На крышах острых.

                          Там, в высоких окнах,

Прозрачные мерцают занавески,

Сияет электричество, растенья

Таинственно листву свою вздымают,

Тугие стебли извивая ловко.

Под потолками с пышною лепниной

Сияют люстры, словно виноград

Чудесных мест, дарующих нам радость,

И золотых, и красных абажуров

Маячат корабли, как на приколе.

Порою чья-то тень мелькнет в окне,

И кажется — то девушка прошла,

И стан ее подобен колоску.

Бесчисленные люди здесь живут,

И судьбы их сплетаются порою,

Как тени листьев при порывах ветра,

А в том узоре — жизнь моя видна.

И ваша жизнь, мои деревья.

                                                 Тихо

Стоите вы вдоль улицы.

                                            В тумане

Холодные по листьям льются капли,

По веткам льются, падают на камень.

И на мое плечо.

                             Осенней ночью

Мечтаете о вихре громовом,

О нежной ткани почки изначальной,

А я… а я, блуждая одиноко —

По улицам, спелёнатым туманом,

В свое былое память погружаю.

И вспомню я то молодость свою,

То башни Замка на земле родимой,

То песню, что мое томила сердце,

То друга, что безвременно погиб.

XII. 1937

«Кто подскажет мне, в какие бездны…»

Кто подскажет мне, в какие бездны

Время нас ввергает?

                                   Где щедроты

Той весны, что мне открыла двери

Прямо в юность?

Где любовь моя,

                            где тайна сердца,

Ласковый родник печальных мыслей,

Что лились в садов безмолвных ночи,

В запах яблонь?

Уходил я в степь, взбегал на холмик:

«О сойди, сойди, огонь небесный,

Освети мне милую долину,

Отчую хату!»

Вот восток пылает неоглядным светом,

Соловьи гремят, набегает вечер,

И в заречный сад моей любимой

Входит солнце!

О, если бы луч солнца, или птица,

Иль дальний гром меня оповестили,

Что ко мне воротились мои юность

С любовью.

Но скорее вскинется дуб до неба,

Скорее снег станет другом лета,

Чем придет кто-либо отвести невзгоды

От моего порога.

XII. 1938

«Как на юге грозило грозою!..»

Как на юге грозило грозою!

Как куковали кукушки

Перед тучею вихревою,

Перекликаясь через воды,

Через леса, через годы!

А дождь отшумел и пропал!

Ой пропал, словно в пропасть упал,

Помчал далеко, к нашим пределам,

Как сокол, мелькнул — и не глянул!

Ужели там его лучше встречают?

Ужели там ему открывают

Узорные окна, золотые арки,

Подносят венки, дорогие подарки —

Вздымают руки, приветно славят,

Высокие кресла на травах ставят?

…Одна капелька залетела,

Да в тот же миг догорела…

1937–1939

«В родной моей стороне…»

В родной моей стороне

Родного жилья не имею.

Нет сада — чтоб делать то,

Что делать отрадно мне.

Собрал бы в большую семью

Деревья,

               цветы и каменья,