…
— Отдай. И убирайся.
Салливан какое-то время сидел неподвижно. Потом — достал из нагрудного кармана флешку, точнее — карту памяти от мобильника, положил рядом с сотовым.
— Чертово дерьмо…
— Теперь вали отсюда. И больше на глаза не попадайся.
— Черт возьми, я всего лишь служу своей стране, понял? Я должен защищать ее интересы. Если хочешь знать — я сделаю все, чтобы говнюки, которые все это устроили — понесли заслуженное наказание. Но я служу своей стране.
— Ты что — баба, чтобы оправдываться? Вали отсюда, пока не передумал. Сматывай удочки. Убирайся…
Вторую флешку — я нашел там, где она наверное и должна была быть — на двери, на верхней части дверного полотна. Кусочек пластика размером с человеческий ноготь — был спрятан в маленький, полиэтиленовый пакетик, который в свою очередь — был заложен в углубление в резиновом уплотнителе, аккуратно вырезанное ножом. Алан — не нашел это потому что не искал — он знал, где и что ему надо было забрать. Потому что ему сказали, где и что будет лежать.
Какое-то время, я тупо смотрел на этот кусочек пластика, лежащий на моей ладони, и испытывал сильное желание растоптать его ко всем чертям. Или бросить в печь и забыть — раз и навсегда. Мне это не нужно. Это не мое. Это нечто чуждое, такое, чему не найти подходящее объяснение. Но потом — я все-таки решил, что я должен это посмотреть. В конце концов — перед любой казнью подсудимому дают последнее слово. А я — казнил прежде всего себя.
Когда я учился своему ремеслу — а я поверьте, неплохо ему учился — нам приводили многочисленные примеры того, как кто-то потерял бдительность и что из этого вышло. Бдительность. Само это слово какое-то… несовременное — не находите? Оно не отсюда, не из нашего мира — оно из того мира, где посылали в бой, на верную смерть миллионами, где весь народ, весь без остатка — бросали на алтарь ради великой идеи, и жизнь, чувства, мнения, даже смерть одного-единственного человека не значила ничего… она значила даже меньше, чем ничего. Бдительность. Нам приводили примеры как человек забухал, начал играть в карты, связался с замужней сотрудницей посольства — и в результате всего этого оказался шпионом и предателем Родины. Мы, здоровые мужики, каждый из которых перед курсами имел за плечами горячие точки и опыт контрразведывательной работы в таких местах, где ошибка означает смерть с выпущенными кишками — все это воспринимали с некоей циничной усмешкой… мол, говорите, а мы послушаем. В сущности, в каждом из нас было достаточно «самости» — той самой самости, которая заставляет человека поступать по-своему, в соответствии со своим, потом и кровью наработанным опытом. Мы были не зеленые курсанты — мы были взрослыми мужиками, уже убивавшими людей. И кто бы мог подумать, что все это — настигнет меня и даст по башке так, что… Да, я потерял бдительность. И теперь понимаю, за что расстреливали ТОГДА. Я бы сам себя сейчас расстрелял.
Но вместо этого — я вставил миниатюрную карту памяти в соответствующий разъем. Черт бы все побрал…
На экране — появилась Амани. На сей раз — уже не в берете Че Гевары, с расстегнутой сверху курткой китайского партизана и распущенными волосами. Она как — то нерешительно смотрела в камеру, видимо, не зная, с чего начать…
— Привет… — сказала она, смотря на меня с экрана
— Привет… — эхом отозвался я. Амани была мертва, убита — но ее душа, я верил в это — незримо присутствовала в этой комнате. Это ей я сказал: привет.
— Черт… не знаю, как начать…
Она снова замялась. Потом справилась с собой, решительно посмотрела в камеру
— … Если ты смотришь это, то я уже мертва. А ты, наверняка победил… хотя может быть, что и нет. Не знаю…
Она снова замялась, подбирая слова
— Я… не хочу оправдываться, потому что сделала то, что должна. Черт…
Она снова долго молчала.
— … мне плевать, что обо мне подумают другие. И как они истолкуют мою жизнь и мои поступки. Мне всегда было плевать на то, что думают обо мне другие. Потому то я и была с тобой.
Амани снова прервалась, но только на мгновение
— Я знаю, тебе больно сейчас… я не хочу, чтобы тебе было больно, потому, что ты один из лучших людей, которых я знала в жизни. Самый лучший. Ты должен знать, что я любила тебя и ни грамма ни притворялась. Мне действительно было хорошо с тобой.
Инстинкт говорил мне — выключи и не смотри дальше. Потому что есть вещи, которые лучше не знать. Есть вещи, которые лучше не трогать. Тронешь — и все это будет являться к тебе раз за разом до конца твоих дней. Каждый раз, засыпая, ты будешь бояться, что это — снова привидится тебе во сне. Каждый раз, вспоминая — ты будешь бояться, что потеряешь контроль над собой. Но я должен был это досмотреть до конца. Потому что это — была моя кара.
Было все больнее и больнее. Но я — должен был.
— … но есть вещи, которые не в силах изменить ни ты ни я, как бы этого не хотелось. Я дочь своего народа, а ты — сын своего. Вы предали память своих дедов и прадедов — но мы этого не сделаем. Наша сила — в этом, мы идем своим путем. И если сойдем с него, то погибнем. Потому — я должна сделать выбор и я делаю его. Я выбираю борьбу.
