Ответ - [30]

Две недели ходил по городу Балинт в поисках работы. Каждый день вставал на рассвете, шел на свалку завода Шлика, где безработные рылись в металлоломе, собирал килограмм десять ржавой проволоки, углового железа, труб, продавал их скупщику утиля Фридману по три филлера за килограмм, на вырученные гроши покупал хлеба и отправлялся на поиски; ночевать возвращался к Нейзелям. Третий раз в жизни побывал в Буде, наведался в купальни Лукача, куда в прошлом году его дружок Бела нанимался чистить бассейн и убирать кабины, но его не приняли — нашли слишком хилым и слабым. Будь у него залог, владелец процветавшей в центре города скорняжной мастерской охотно взял бы его рассыльным; он мог бы поступить учеником в авторемонтную мастерскую на улице Акацфа, но — без жалованья; бакалейщику в Кёбане за восемь пенгё в неделю и завтраки требовался рассыльный, однако же непременно с велосипедом. Балинт обошел все стройки в районе проспекта Миклоша Хорти, но его отовсюду гнали: он был такой щупленький, что, казалось, и кельню не удержит в руке. Однажды чуть было не повезло: оптовой торговой фирме на улице Батори требовался мальчик для доставки в Большой универсальный магазин шелковой бумаги, но Балинта не приняли: его ноги не доставали до педалей трициклета. И все-таки он не терял мужества; упрямо сцепив зубы, с рассвета и до заката утюжил улицы, когда же входил в мастерскую или лавку, спрашивая работу, то серые глаза его так светились между вздернутым носом и блестящими светлыми волосами, губы так улыбались, руки были так чисты и так прямо он держался, что торговец или ремесленник охотно согласился бы назвать его своим сыном, однако нанять рассыльным не мог.

В конце второй недели он пришел домой раньше обычного. Лайош Нейзель сидел у окна с очками на носу и вслух читал жене «Непсаву»[42]; двое младших детей уже лежали в постели.

— А тебя тут один человек разыскивал… по имени Йожеф Кёпе, — сообщил Нейзель, сдвинув очки на лоб. — Дядя Йожи! — воскликнул мальчик. — Он самый. Матушка твоя послала, чтоб поглядел, не к нам ли ты сбежал.

— Ступай, сынок, домой, к маме своей, — проговорила тетя Луиза, часто задышав от волнения, и прижала к мощной груди светловолосую голову Балинта. — Уж я-то знаю, каково ей, сама бы в Дунай бросилась, если б мое дитя вот так ушло из дому, как ты.

— А правда, что ты повесил ту собаку? — спросил Петер, старшенький.

— Балинт?!

— Нипочем не поверю, — сказала тетя Луиза, — Балинт такого не сделает.

Оба малыша горящими жаждою приключений глазами впились в Балинта, — Твой дядя говорит, кто-то видел, как ты ее вздернул. А Фери и дома тогда не было.

— Не верю, чтобы то Балинт был, — повторила тетя Луиза. — И откуда кто знает, может, Фери ночью домой приходил, через какую-нибудь заднюю калитку или даже через забор?

Голубые глаза Нейзеля спокойно смотрели мальчику в лицо. — Что об этом болтать попусту, — сказал он негромко. — Балинт глотнул, усталость из стертых в кровь ног на мгновение прихлынула к сердцу. После смерти отца крестный стал для него единственным взрослым мужчиной, чья жизнь была открыта перед ним со всеми ее семейными делами и задушевными мыслями. Словно мимоходом брошенные из-под седых усов умные шутки Нейзеля так же нестираемо хранились в памяти мальчика, как и неторопливые обстоятельные его советы, как укоризненное покачиванье головы или тихое поучение, извлеченное из какой-нибудь случайной истории. Все это Балинт уносил из комнаты с альковом к себе, дома же продумывал заново и складывал в памяти своей на хранение; к тому времени, как им переехать из «Тринадцати домов», тысячи подобных памяток, собранных воедино, сотворили в сердце мальчика истинную кумирню старому Нейзелю. Вот и сейчас Балинту вспомнилось, как дядя Лайош однажды сказал жене, когда та жаловалась ему, что недавно переехавший в дом жилец оказался совсем не таким, как она поначалу думала: «К новому человеку сперва приглядеться надобно, понять, чего от него ждать можно — добра или зла. Прежде чем пить из стакана, я его со всех сторон огляжу. Но зато уж потом не сомневаюсь никогда!»

— Что об этом болтать попусту! — повторил Нейзель, спокойно отводя глаза от лица Балинта. — Больше всего бед происходит от того, что люди не желают думать.

Тетя Луиза кивнула. — Любви нет в людях, вот что.

— Не в том дело, — повернул Нейзель к жене худое костлявое лицо со сдвинутыми на лоб очками, — а в том, что не знают люди друг друга как следует и потому один другого боится. И змея ведь только со страху кусает.

— Поезжай к матери, сынок, — вздохнула тетя Луиза, — она небось все глаза из-за тебя выплакала. Работу тебе все равно не найти.

Балинт засмеялся. — А я нашел уже!

— Ну?! — Нейзель выше поднял очки.

— Я тут познакомился с одним, — сказал Балинт. — В Киштарче мастером работает на вагоностроительном. Так он берет меня в цеховую контору курьером.

— И сколько платить будут? — спросил Нейзель.

— Восемь пенгё, — ответил Балинт. — И все можно будет домой отдавать, на трамвай-то не потребуется. Фери зарабатывает двенадцать, мама каждый месяц пятнадцать пенгё получает от барышни, да еще стиркой подрабатывает, вот и выйдет на круг сотня пенгё в месяц. Впятером можно прожить.