Ответ - [32]
У Балинта от злости свело живот. Не будь ему и вправду позарез нужны эти «несколько пенгё», он тут же повернулся бы и убежал. Что он им — поросенок, выведенный на ярмарку, что ли? Обсуждают, оценивают, как будто он глухой, хорошо еще хоть не щупают, есть ли мясо на костях, довольно ли жиру!..
— Господин Турчин, где я буду работать? — спросил он, понурясь, чувствуя, как горят щеки от унижения. Только широкое лицо мастера с низким лбом, весь его андялфёльдский вид были единственно знакомы и привычны Балинту в этом чуждом господском мирке. Но тут дверь распахнулась, и в контору вместе с вошедшим рабочим ворвался оглушительный вой и грохот цеха; Балинт не расслышал слов мастера. — Что вы изволили сказать? — спросил он.
— Хватит трепать языком, — буркнул мастер, просматривая бумаги, принесенные рабочим, — жди, когда тебя позовут.
Час спустя — в течение которого Балинт, приткнувшись в углу, под скрип перьев и дребезжанье дверных стекол раздумывал о том, с первого ли дня станет мастер учить его затрещинами и имеют ли право и конторщики бить его, — мальчика подозвал господин Хаузкнехт. Он явно боялся, что за это время новый рассыльный начисто забыл о полученных указаниях, и, энергично взмахнув длинной, охваченной нарукавником рукой, устремил указательный палец на правый подлокотник своего кресла. Балинт сделал вид, что не понимает: он стал слева.
Господин Хаузкнехт обреченно махнул рукой. — Я знал, знал заранее! — Скорбное лицо конторщика было покрыто пыльно-серым слоем разочарований, постигавших его на протяжении тридцати лет службы. — Перейди сюда, стань по правую сторону от меня. Забыл уже?
Балинт смотрел ему прямо в глаза. — Я не забыл. Это правая сторона!
— Не слышу, — проскрипел конторщик, крутя длинной шеей.
— Вот ваша правая сторона, господин Хаузкнехт, — громко повторил Балинт.
Конторщик медленно, печально потряс головой. — Это левая, левая! Мне ли не знать, где у меня правая, а где левая рука? Перейди на другую сторону!
Балинт выполнил приказание. — Если я сижу, — в голосе господина Хаузкнехта было только терпение и доброжелательность, — ты всякий раз подходи с той стороны стола, где лежат ножницы для резания бумаги, тогда ты не спутаешь.
Теперь уж Балинт видел, что этот вряд ли станет награждать его подзатыльниками. Он проделал еще один опыт. Большие серые глаза его, которые в минуту опасности чуть-чуть сужались и излучали резкий холодный свет, уставились конторщику прямо в переносицу.
— А почему я должен всегда подходить к вам справа, господин Хаузкнехт? — спросил Балинт с перехваченным от волнения горлом. — Разве это не все равно?
Но обе руки конторщика остались лежать на столе, он только голову повернул к мальчику. — Я глух на левое ухо, сынок, — сказал он тихо. И вдруг рассвирепел. — Все вы одним миром мазаны, один тупица, а другой дурак!
Господин Хаузкнехт послал Балинта на квартиру — он жил в двадцати минутах ходьбы от завода — за своим утренним кофе. Едва мальчик вернулся, мастер отправил его к мяснику купить варенного с чесноком сала; около двенадцати барышня Келемен велела сходить за обедом, который ей присылали из дому в судках. Проходя по цеху, где на параллельных рельсах нескончаемыми вереницами стояли на сборке вагоны, Балинт с завистью смотрел на сборщиков, работавших на крышах вагонов или в канавах под ними. Когда, уже в четвертый раз, он вышел из конторы, чтобы отнести опорожненные судки барышни Келемен, загудела рельса, обозначая конец обеда; отставив кастрюльки, свернув промасленную бумагу, люди поплелись по местам. И тут парень в шапке левенте (лица его Балинт не видел), пробегая сзади, вышиб у него из рук судки; голубые кастрюльки со звоном разлетелись по бетонному полу, одна закатилась в яму под товарный вагон, другая наскочила на длинный, извивающийся резиновый провод от пневматического зубила и вывалила на него оставшееся в ее чреве морковное пюре. На следующее утро, идя в контору, Балинт увидел вдруг в двадцати шагах впереди себя парня в левентовой шапке: парень как раз входил в компрессорную, огражденную проволочной сеткой. Балинт, толкнув дверцу, бросился за ним.
Но войдя, он тотчас потерял парня из виду. В узком помещении, занимая его почти во всю ширину, стояли друг за другом пять компрессоров; узкий проход оставался лишь сбоку, вдоль стены, на которой висели на равном расстоянии огромные, до самого потолка, красные баллоны со сжатым воздухом. Седой механик только что включил первый компрессор. Балинт глядел, забыв обо всем.
— А тебе чего здесь понадобилось? — спросил механик.
— Тут парень один прошел, — ответил Балинт.
Загудел электромотор, быстро побежал широкий приводной ремень и привел в движение поджидавшее на другом конце громадное, в рост человека, маховое колесо. — Какая это машина, господин механик? — спросил Балинт. Механик оглядел невысокого щуплого мальчика, который здесь, среди мощных, холодно поблескивающих машин казался особенно слабым и хрупким. — Да ты-то откуда такой взялся?
— Я здесь в конторе служу, — сказал Балинт. — Но мне бы хотелось в цеху работать. Может, возьмете к себе, господин механик?
В книгу включены две повести известного прозаика, классика современной венгерской литературы Тибора Дери (1894–1977). Обе повести широко известны в Венгрии.«Ники» — согретая мягким лиризмом история собаки и ее хозяина в светлую и вместе с тем тягостную пору трудового энтузиазма и грубых беззаконий в Венгрии конца 40-х — начала 50-х гг. В «Воображаемом репортаже об одном американском поп-фестивале» рассказывается о молодежи, которая ищет спасения от разобщенности, отчуждения и отчаяния в наркотиках, в «масс-культуре», дающих, однако, только мнимое забвение, губящих свои жертвы.
Основная тема творчества крупнейшего венгерского писателя Тибора Дери (1894—1977) — борьба за социальный прогресс и моральное совершенствование человека.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.
Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.
Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.
В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.