Отверженные (часть 1) - [42]

Однако он несколько охладел к первому после того, как, командуя войсками в Провансе и приняв под свое начало отряд в тысячу двести человек, генерал во время высадки в Канне преследовал императора так вяло, словно желал дать ему возможность ускользнуть.

His correspondence with the other brother, the ex-prefect, a fine, worthy man who lived in retirement at Paris, Rue Cassette, remained more affectionate.	Переписка же епископа с другим братом, отставным префектом, достойным и честным человеком, который уединенно жил в Париже на улице Касет, оставалась более сердечной.
Thus Monseigneur Bienvenu also had his hour of party spirit, his hour of bitterness, his cloud.	Итак, монсеньора Бьенвеню тоже коснулся дух политических разногласий, у него тоже были свои горькие минуты, свои мрачные мысли.
The shadow of the passions of the moment traversed this grand and gentle spirit occupied with eternal things.	Тень страстей, волновавших эпоху, задела и этот возвышенный и кроткий ум, поглощенный тем, что нетленно и вечно.
Certainly, such a man would have done well not to entertain any political opinions.	Такой человек бесспорно был бы достоин того, чтобы вовсе не иметь политических убеждений.
Let there be no mistake as to our meaning: we are not confounding what is called "political opinions" with the grand aspiration for progress, with the sublime faith, patriotic, democratic, humane, which in our day should be the very foundation of every generous intellect.	Да не поймут превратно нашу мысль, - мы не смешиваем так называемые "политические убеждения" с возвышенным стремлением к прогрессу, с высокой верой в отечество, в народ и в человека, которая в наши дни должна лежать в основе мировоззрения всякого благородного мыслящего существа.
Without going deeply into questions which are only indirectly connected with the subject of this book, we will simply say this: It would have been well if Monseigneur Bienvenu had not been a Royalist, and if his glance had never been, for a single instant, turned away from that serene contemplation in which is distinctly discernible, above the fictions and the hatreds of this world, above the stormy vicissitudes of human things, the beaming of those three pure radiances, truth, justice, and charity.	Не углубляя вопросов, имеющих лишь косвенное отношение к содержанию данной книги, скажем просто было бы прекрасно, если бы монсеньор Бьенвеню не был роялистом и если бы его взор ни на мгновенье не отрывался от безмятежного созерцания трех чистых светочей -истины, справедливости и милосердия, - ярко сияющих над бурной житейской суетойю.
While admitting that it was not for a political office that God created Monseigneur Welcome, we should have understood and admired his protest in the name of right and liberty, his proud opposition, his just but perilous resistance to the all-powerful Napoleon.	Признавая, что бог создал моньсеньора Бьенвеню отнюдь не для политической деятельности, мы тем не менее поняли и приветствовали бы его протест во имя права и свободы, гордый отпор, чреватое опасностями, но справедливое сопротивление всесильному Наполеону.
But that which pleases us in people who are rising pleases us less in the case of people who are falling.	Однако то, что похвально по отношению к восходящему светилу, далеко не так похвально по отношению к светилу нисходящему.
We only love the fray so long as there is danger, and in any case, the combatants of the first hour have alone the right to be the exterminators of the last.	Борьба привлекает нас тогда, когда она сопряжена с риском, и уж, конечно, право на последний удар имеет лишь тот, кто нанес первый.
He who has not been a stubborn accuser in prosperity should hold his peace in the face of ruin.	Тот, кто не выступал с настойчивым обвинением в дни благоденствия, обязан молчать, когда произошел крах.
The denunciator of success is the only legitimate executioner of the fall.	Только открытый враг преуспевавшего является законным мстителем после его падения.
As for us, when Providence intervenes and strikes, we let it work.	Что касается нас, то, когда вмешивается и наказует провидение, мы уступаем ему поле действия.

1812 commenced to disarm us.

1812 год начинает нас обезоруживать.

In 1813 the cowardly breach of silence of that taciturn legislative body, emboldened by catastrophe, possessed only traits which aroused indignation. And it was a crime to applaud, in 1814, in the presence of those marshals who betrayed; in the presence of that senate which passed from one dunghill to another, insulting after having deified; in the presence of that idolatry which was loosing its footing and spitting on its idol,-it was a duty to turn aside the head. In 1815, when the supreme disasters filled the air, when France was seized with a shiver at their sinister approach, when Waterloo could be dimly discerned opening before Napoleon, the mournful acclamation of the army and the people to the condemned of destiny had nothing laughable in it, and, after making all allowance for the despot, a heart like that of the Bishop of D--, ought not perhaps to have failed to recognize the august and touching features presented by the embrace of a great nation and a great man on the brink of the abyss.