Отверженные (часть 1) - [16]

Так как он подолгу носил своя сутаны и не хотел, чтобы люди заметили их ветхость, он никогда не выходил в город без теплой фиолетовой мантии.
This inconvenienced him somewhat in summer.	Летом это несколько тяготило его.
On his return, he dined.	По возвращении с прогулки он обедал.
The dinner resembled his breakfast.	Обед был похож на завтрак.
At half-past eight in the evening he supped with his sister, Madame Magloire standing behind them and serving them at table.	Вечером, в половине девятого, он ужинал вместе с сестрой, а Маглуар прислуживала им за столом.
Nothing could be more frugal than this repast.	Это были в высшей степени скромные трапезы.
If, however, the Bishop had one of his cur?s to supper, Madame Magloire took advantage of the opportunity to serve Monseigneur with some excellent fish from the lake, or with some fine game from the mountains.	Однако, если у епископа оставался к ужину кто-нибудь из приходских священников, Маглуар, пользуясь этим, подавала его преосвященству превосходную озерную рыбу или какую-нибудь вкусную горную дичь.
Every cur? furnished the pretext for a good meal: the Bishop did not interfere.	Любой священник служил предлогом для хорошего ужина, и епископ не препятствовал этому.
With that exception, his ordinary diet consisted only of vegetables boiled in water, and oil soup.	Обычно же его вечерняя еда состояла из вареных овощей и постного супа.
Thus it was said in the town, when the Bishop does not indulge in the cheer of a cur?, he indulges in the cheer of a trappist.	Поэтому в городе говорили: "Когда наш епископ не угощает священника, сам он ест, как монахи.
After supper he conversed for half an hour with Mademoiselle Baptistine and Madame Magloire; then he retired to his own room and set to writing, sometimes on loose sheets, and again on the margin of some folio.	После ужина он с полчаса беседовал с Батистиной и Маглуар, потом уходил к себе и снова принимался писать то на листках бумаги, то на полях какого-нибудь фолианта.
He was a man of letters and rather learned.	Он был человек образованный, даже в известной степени ученый.

He left behind him five or six very curious manuscripts; among others, a dissertation on this verse in Genesis, In the beginning, the spirit of God floated upon the waters.	После него осталось пять или шесть рукописей, довольно любопытных, и среди них рассуждение на стих из книги Бытия- "Вначале дух божий носился над водами".
With this verse he compares three texts: the Arabic verse which says, The winds of God blew; Flavius Josephus who says, A wind from above was precipitated upon the earth; and finally, the Chaldaic paraphrase of Onkelos, which renders it, A wind coming from God blew upon the face of the waters.	Он сопоставляет этот стих с тремя текстами-с арабским стихом, который гласит: "Дули ветры господни"; со словами Иосифа Флавия: "Горний ветер устремился на землю"; и, наконец, с халдейским толкованием Онкелоса: "Ветер, исходивший от бога, дул над лоном вод".
In another dissertation, he examines the theological works of Hugo, Bishop of Ptolema?s, great-grand-uncle to the writer of this book, and establishes the fact, that to this bishop must be attributed the divers little works published during the last century, under the pseudonym of Barleycourt.	В другом рассуждении он разбирает богословские труды епископа Птолемаидского Гюго, двоюродного прадеда автора настоящей книги, и устанавливает, что небольшие произведения, опубликованные в прошлом столетии под псевдонимом Барлейкур, также принадлежат перу этого епископа.
Sometimes, in the midst of his reading, no matter what the book might be which he had in his hand, he would suddenly fall into a profound meditation, whence he only emerged to write a few lines on the pages of the volume itself.	Иногда во время чтения, независимо от того, какая именно книга была у него в руках, епископ вдруг впадал в глубокое раздумье, очнувшись от которого писал несколько строк тут же, на страницах книги.
These lines have often no connection whatever with the book which contains them.	Зачастую эти строки не имели никакого отношения к книге, в которую они были вписаны.
We now have under our eyes a note written by him on the margin of a quarto entitled Correspondence of Lord Germain with Generals Clinton, Cornwallis, and the Admirals on the American station.	Перед нами заметка, сделанная им на полях тома, озаглавленного: Переписка лорда Жермена с генералами Клинтоном и Корнвалисом и с адмиралами американского военного флота.
Versailles, Poin?ot, book-seller; and Paris, Pissot, bookseller, Quai des Augustins.	Продается в Версале у книгопродавца Пуэнсо и в Париже у книгопродавца Писо, набережная Августинцев.
Here is the note:-	Вот эта заметка:
"Oh, you who are!	"О ты, Сущий!
"Ecclesiastes calls you the All-powerful; the Maccabees call you the Creator; the Epistle to the Ephesians calls you liberty; Baruch calls you Immensity; the Psalms call you Wisdom and Truth; John calls you Light; the Books of Kings call you Lord; Exodus calls you Providence; Leviticus, Sanctity; Esdras, Justice; the creation calls you God; man calls you Father; but Solomon calls you Compassion, and that is the most beautiful of all your names."