Отважный капитан - [77]

— Лучше России, чем Турции, господин Крыстевич!

— На что ты намекаешь?

— Вы сами знаете, господин Крыстевич.

— Если этот намек касается меня и моего благодетеля и покровителя его сиятельства князя Богороди, то вы глубоко заблуждаетесь, Мамарчев!

— Видно по вашим делам, господин Крыстевич!

— И я хотел сказать то же самое, — ответил Крыстевич, вставая со стула. — Красноречивее всего говорят дела! Вот мы, например, помогаем чем можем болгарскому народу, заступаемся за него перед султаном, просвещаем тянущихся к науке болгарских детей, трудимся, печемся…

Мамарчев презрительно сжал губы — ему хотелось пустить солененькое словечко, но он сдержался.

— А каковы твои дела, Мамарчев? — не унимался управляющий. — Сотни погибших, которых ты сумел обмануть… Пять виселиц, поставленных в Тырнове…

— Зачем вы оскверняете память погибших, господин Крыстевич? Зачем глумитесь над народом?

— По этому вопросу, Мамарчев, мы с вами придерживаемся различных мнений. Вы за революцию, а я за эволюцию.

— Да, я вас понимаю, вы за эволюционное умерщвление нашего народа, за то, чтоб он умирал медленной смертью, чтоб постепенно стереть его с лица земли… В этом смысл вашей эволюции! Знаю, в этом вопросе мы стоим на двух полюсах.

Молодой управляющий с трудом сдержался. Он сказал с деланным хладнокровием:

— Дальнейшие разговоры излишни, Мамарчев. Отныне я запрещаю вам носить офицерскую форму, хранить у себя какое бы то ни было оружие, в том числе и вашу саблю, и ездить верхом на лошади!

Слушая холодный голос управляющего, капитан Мамарчев не верил своим ушам. Как можно лишить его формы, сабли и коня? Ведь это же чудовищно! Это же издевательство!

— И это все? — спросил наконец Мамарчев.

— Не все, Мамарчев!

— Я слушаю.

— С сегодняшнего дня по приказу его величества султана вы лишаетесь и ежемесячного пособия, которое вы до сих пор получали!

— А чем же я должен жить?

— Нас это не интересует.

— У меня жена, дети.

— Вы только сейчас об этом подумали, Мамарчев? А где вы были раньше? Почему раньше не позаботились о жене, о детях?..

Капитан Мамарчев не стал отвечать. Он посетовал на себя, что проявил минутную слабость перед этим жалким изменником.

— Впрочем, — сказал он, — мне от вас не нужно никакой милости. Обо мне есть кому позаботиться… А вы, господин Крыстевич, в один прекрасный день еще пожалеете об этом разговоре!

Мамарчев повернулся и зашагал к выходу.

— Благодарите падишаха за то, что вы до сих пор живы! — крикнул ему вслед управляющий.

Мамарчев его не слышал.

РАССТАВАНИЕ

Капитан Мамарчев возвратился домой очень обеспокоенный. Жена ждала его с нетерпением. Встреча с управляющим не предвещала ничего хорошего. И действительно, ее предчувствия оправдались. Увидев встревоженное лицо мужа, она сразу поняла, что случилась беда.

Привязав под навесом коня, Мамарчев поправил сдвинутую назад фуражку и молча подошел к хижине. Мысленно он все еще продолжал спор с управляющим. Не случайно при виде жены он как будто даже вздрогнул и поглядел на нее с удивлением. Вокруг него весело щебетали выбежавшие из дома дети, как всегда бывало, когда он возвращался домой. В таких случаях, любуясь ими, отец ласково хлопал их по щечкам. Однако в этот раз он был молчалив и сердит.

— Кончилась, Рада, моя свобода, — начал он. — Пес показал клыки.

— Что случилось?

Рада подошла к нему поближе. Мамарчев сел на деревянную скамейку под смоковницей, откуда часто любил смотреть на море, и взволнованно продолжал:

— Прекратят выплату пособия. С нынешнего дня мы здесь самые последние бедняки.

Дети облепили отца со всех сторон, а самый маленький забрался к нему па колено и стал внимательно прислушиваться. Малыш часто улыбался, разглядывая парчовые погоны, и явно ничего не понимал. И хорошо, что не понимал, потому что в том, что рассказывал отец, было мало радости.

— Что же нам теперь делать, Георгий? — спрашивала жена.

— Я и сам не знаю.

— Может, сообщить Сыби? Авось поможет чем.

— Только этого ему не хватало! — махнул рукой Мамарчев. — Мало ему браильских неприятностей,[60] так еще с нами станет возиться. И потом, как знать, может, его и след простыл. Над Сыби висит смертный приговор, так что ему не до нас.

— Тогда давай снова попросим Богороди.

Мамарчев смерил ее строгим взглядом:

— Не вздумай еще раз повторить это имя!

— Он человек влиятельный, Георгий…

— «Влиятельный»! Вот до чего довел он меня своей влиятельностью! Разве не знаешь, что Крыстевич его правая рука? Или ты вообразила, что Крыстевич действует на свой страх и риск? Что велит Богороди, то он и делает.

— А может, он перестарался?

— Ничего удивительного, холуй не может не перестараться.

Разгневанный Мамарчев встал и начал ходить взад-вперед, не находя себе места. Жена с тревогой следила за каждым его движением — таким возмущенным и злым она видела его впервые. Он ходил долго, пока нервы его наконец немного успокоились.

Рада снова заговорила:

— Все образуется, Георгий, не огорчайся. И потом, мы с Марийкой можем вязать сети с рыбаками, так что голодными не останемся.

— Дело не только в этом, — сказал Мамарчев, снова сев на скамейку. — Этот мерзавец и работать нам не даст. Разве не видишь, что он решил нас уничтожить? Он служит Турции, а я — своему отечеству. Вот причина гонений.