Отважный капитан - [76]

— Чудеса господин, да и только! — посмеивался самодовольный Крыстевич, сгорая от любопытства скорее увидеть Мамарчева и при случае сказать ему несколько горьких словечек.

Этот день настал.

Гаврил Крыстевич изъездил весь остров вдоль и поперек, проверил, как идут дела, отдал своим подчиненным необходимые распоряжения и, наконец, решил поинтересоваться судьбою узника.

Встреча между двумя котленцами (одному из них было уже под шестьдесят, а другому — двадцать шесть лет) произошла весьма неожиданно.

Крыстевич восседал па высоком белом коне и небрежно пощелкивал по красным гамашам хлыстом с серебряной ручкой. Вечерело. Солнце залило багрянцем притихшее море. Увидев перед хижиной молодого всадника, жена Мамарчева встала и вышла во двор, поклонилась.

— Добрый вечер, господин, кого ищете?

Крыстевич не ответил на ее приветствие. Глядя на играющих поблизости детей, он что-то обдумывал.

— Вы из этих, из рыбаков? — спросил он наконец по-гречески, пренебрежительно глядя на женщину.

— Нет, — ответила Рада. — Мы не здешние. Я — болгарка, жена капитана Мамарчева.

— Ага-а! — нахмурил брови молодой управляющий и уставился глазами на море. В голове его ожили далекие воспоминания о родном селе. — Капитана Мамарчева, — повторил он, — или капитана Буюкли, как его еще называют…

— Верно, ваше благородие.

— А сам-то он где сейчас? Здесь?

Пришпорив коня, он подъехал к самой двери и, нагнувшись, заглянул в хижину. Внутри было темно. В глубине мерцали в очаге гаснущие угли.

— Нет его? — переспросил управляющий, подозрительно посматривая на женщину. Одета она была бедно, но чисто и аккуратно.

— Пошел прогуляться по берегу.

— Один?

— Один.

— А кто ему позволил?

— Этого ему никто не запрещал, ваше благородие, — спокойно ответила женщина. — Он тут живет, и это его человеческое право.

— Но насколько я припоминаю, в Конье он был на правах узника. И никто не отменял установленного для него режима.

— Но и прав его никто не лишал, ваше благородие, — добавила жепщина и начала озираться по сторонам.

В это время на морском берегу показался скачущий галопом всадник. Лошадь вихрем неслась к хижине. Молодой управляющий обернулся и поднес к глазам подзорную трубу. Действительно, на мчавшемся во весь опор коне он увидел русского офицера. Гаврила Крыстевича всего покоробило — его завистливую душу охватил гнев и какое-то странное беспокойство. Вот он, значит, какой, здешний узник капитан Георгий Мамарчев! Живет себе вольготно и пользуется островом, как своей вотчиной! Какая наглость!

И уязвленный Гаврил Крыстевич, обернувшись к женщине, строго сказал:

— Передайте капитану Мамарчеву, чтоб он завтра явился ко мне в управление!

— А вы подождите немного и скажите ему сами.

— Мне некогда ждать!

И, пришпорив коня, Гаврил Крыстевич во весь опор поскакал обратно. За ним последовала его свита, все это время стоявшая в стороне на почтительном расстоянии.

Жена и дети Мамарчева с чувством крайнего недоумения долго смотрели вслед удаляющимся всадникам. Капитан Мамарчев уже подъехал к своему дому, а они все еще следили взглядом за удаляющейся свитой Крыстевича.

— Кто такие? — спросил Мамарчев, соскочив с коня.

— Должно быть, здешний управляющий. Он не назвался. Строгий и задиристый, видать, человек. Велел тебе завтра явиться к нему в управление.

— Завтра? — воскликнул удивленный Мамарчев. — Завтра я с рыбаками ухожу в море. Будем ловить рыбу.

— Смотри сам… Он ведь приказал явиться к нему.

Капитан Мамарчев нисколько не подозревал, что его непродолжительной свободе приходит конец.

На следующий день он надел свою офицерскую форму, опоясался саблей, как подобает в официальных случаях, и сел на коня.

Ему хотелось представиться управляющему в наилучшем виде.

Резиденция Крыстевича располагалась в соседнем поселке.

Когда капитан Мамарчев приехал, Гаврил Крыстевич уже ждал его, стоя у открытого окна. Собравшиеся на небольшой площади местные греки с удивлением рассматривали русского офицера. Он был по-прежнему весел, общителен. Все до единого— знакомые и незнакомые — приветствовали его своим «ясу, капитан» и дружески улыбались. Крыстевич видел теплое, сердечное отношение местных жителей к узнику, и это его окончательно разозлило. «Я научу его, как надо держаться в моей губернии, — думал он, — пускай знает, кто тут хозяин!»

Улыбающийся капитан Мамарчев вошел в канцелярию и громко поздоровался. Гаврил Крыстевич успел сесть за стол. Он обставил свою канцелярию на французский лад: тут не было ни турецких миндеров, ни диванов.

— Здравствуйте, ваше благородие! — повторил Мамарчев, протянув своему соотечественнику руку.

Крыстевич не пошевельнулся.

— Капитан, — начал он ровным холодным голосом, — вам известны правила, коих вы обязаны придерживаться, находясь на моем острове?

— Что за правила, господин Крыстевич?

— Вы совсем забыли, капитан, что вы узник!

Мамарчев вздрогнул.

— Капитан, — продолжал Крыстевич, — вы прежде всего узник и уж потом офицер.

— Меня пока никто не разжаловал, господин Крыстевич! — вскипел Мамарчев. — И если кто-нибудь имеет право это сделать, то только не вы, а те, кто дал мне эту форму.

— Знаю, знаю, ты на всю жизнь обрек себя на это. Всю жизнь будешь теперь служить России!