Отважный капитан - [22]
Шествие растянулось до самой площади. Там народ остановился и освободил проход для старейшин, чтобы они могли проследовать вперед и встретить капитана как полагается. Среди старейшин были сравнительно молодые люди. Их возглавлял Стойко Попович. Впереди всех выступали две молоденькие девушки с деревянным подносом, на котором лежал прикрытый полотенцем белый хлеб, а рядом стояла деревянная плошка с солью.
Подойдя к гостю, все остановились и с волнением подняли на него восторженные глаза. Капитан Мамарчев ловко соскочил с коня, шагнул вперед и низко поклонился сперва старейшинам, затем всему народу, который окружал его со всех сторон, словно лес густой. Во все четыре стороны поклонился капитан Георгий, во все четыре стороны сказал:
— Спасибо вам, братья, за гостеприимство! Я счастлив, что снова нахожусь среди вас!
Тут две котленские девушки подошли к нему поближе и, отвернув белое каемчатое полотенце, поднесли капитану хлеб-соль. И капитан сделал все так, как того требовал старинный славянский обычай — отведал сладковатого котленского хлеба, и глаза его снова подернулись влагой. Однако на сей раз он сдержался, не заплакал: ему было неловко перед всеми этими людьми, которые плотным кольцом окружили его и жадно ловили взглядом каждое его движение.
— На здоровье, добро пожаловать, капитан! — сказала одна из девушек. Затем то же самое сказала вторая. После чего обе они отошли в сторонку, уступая место Стойко Поповичу, который должен был сказать приветственное слово.
Стойко Попович вышел вперед, откашлялся и начал:
— Дорогой брат Георгий!..
Все молчали, внимательно слушая речь Стойко Поповича. Он говорил о безграничной радости и восхищении собравшихся здесь людей, которые гордятся тем, что из их села вышел такой храбрый и отважный командир, прославивший имя Болгарии во всей России, и не только в России, но и во всей Европе. Он напомнил о славных битвах, о которых ему довелось слышать раньше, рассказал о ратных подвигах прославленного воина и тут же упомянул о порабощенном отечестве, которое вот уже четыреста лет ждет, когда его освободят такие витязи, как капитан Георгий. Затем, поклонившись, он произнес громко, чтобы слышали все:
— Добро пожаловать! Добро пожаловать! Добро пожаловать!
Снова загремело мощное «ура», послышались возгласы: «Да здравствует капитан!», после чего заговорил Мамарчев, и речь его взволновала всех, запомнилась людям навсегда.
— Братья болгары, — начал он. — Я рад, что снова нахожусь среди вас. Знайте одно: где бы я ни был, я всегда думал о Болгарии. За какую бы работу ни принимался, я заботился лишь о том, чтобы принести пользу отечеству… И теперь, братья болгары, я пришел сюда ради свободы нашей порабощенной родины, нашего дорогого родного отечества. Так знайте же: настало время подумать о том, чтоб и у нас было наше, болгарское, свободное управление. За свободу Болгарии, дорогие мои братья, ура!
И радостные возгласы народа всколыхнули всю площадь. В воздух взлетали шапки, мужчины поднимали сжатые в кулак руки, женщины размахивали белыми и пестрыми платками.
Стойко Попович дал знак, чтобы люди расступились и пропустили знатного гостя; заодно он распорядился, чтобы всех волонтеров Мамарчева развели по домам и угостили на славу. В этот день во всем селе не было ни одного дома, куда бы не пришли в гости по одному, по два, а то и по три русских и болгарских солдата. А в домах, которые были попросторней, гостило по целому отделению, и всюду воинов сажали за богато накрытые во дворе столы.
Капитан Мамарчев, разумеется, предпочел дом Стойко Поповича. Во время встречи на площади он все время посматривал на свою сестру Русу и на ее сынишку Сыби, которому уже исполнилось восемь лет. Георгию не терпелось хоть словечком с ними обмолвиться, но не представлялось удобного случая. И вот теперь, когда он пришел к ним в дом, Руса повисла у него на плече и плакала, долго не отпуская его.
— Братец родной! Довелось-таки нам свидеться…
А маленький Сыби то и дело выкрикивал:
— Дядя, я тоже хочу стать капитаном!
— Станешь, родненький, станешь! Дай только освободиться от турок, и тогда сможешь стать кем захочешь. Главное, скорее выкурить турок с Балканских гор, а там все пойдет как по маслу.
— И сливенцы такого мнения, — заметил Стойко Попович. — Они ждут не дождутся, чтоб русское командование дало знак.
— Какой им нужен знак? — возразил Георгий. — Все сейчас в наших руках. Мы сами должны действовать.
— Это верно, — согласился Стойко. — Только все надо делать с умом, Георгий! Третьего дня видел в Сливене Ивана Селиминского, так он тоже говорил мне, что все надо делать с умом и тайно… Чтоб турки не догадались.
— Селиминский? — удивился Мамарчев. — А чем он занимается?
— Просвещает народ.
— А на каком языке?
— На греческом.
Капитан Мамарчев нахмурился.
— Послушай, Георгий!.. — продолжал Стойко. — Наш Селиминский, хоть он не умеет ни читать, ни писать по-болгарски, хороший патриот. В Сливене его братство делает много полезных дел для народа. Он ополчился против фанариотов[32] хотя сам когда-то учился у них. Верно, читает и пишет он только по-гречески, но кто сейчас среди нас, болгар, обучен грамоте по-другому? Ни школ, ни книг у нас нет своих. А греческий — его знают по всему свету, и притом с глубоких, древних времен.
