Отторжение - [46]
Первый настоящий вдох получается резким и болезненным. Все тело ломит, лицо болит и буквально разваливается на части. В носу — трубки. Пахнет лекарствами и бинтами. Хочу поднять руку и потрогать лицо, потому что мне кажется, что-то прилипло к губе, но не могу. Опять моргаю, а когда открываю глаза, надо мной склоняется врач. У него на золотом бэйдже написано имя, но не могу разобрать.
— А, Шон, — тянет доктор, — очень хорошо.
Что хорошего, не понимаю.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он так, будто могу ему ответить, и светит маленьким фонариком прямо в глаз. — Моргни два раза, если понимаешь меня.
Моргаю.
В следующий раз, когда прихожу в себя, у кровати сидят родители. Мама плачет, вцепившись в локоть отца и уткнувшись ему в плечо. Папа только тяжело вздыхает и качает головой, как будто не хочет верить, что это его сын лежит перед ним. Потом в палате появляется Рита, тоже вся заплаканная.
Видимо, здорово меня отделали, если лица у всех такие похоронные. Думаю даже, может, в коме, и все это мне мерещится в предсмертной галлюцинации. Сколько же их было? Сначала трое держали, Тим бил, потом подключился еще кто-то. Глупости, какая разница, сколько. Все было как обычно. В школьных разборках всегда так. Это никогда не имеет отношения к тому, кто сильнее. Это всегда о том, кто слабый. Главное — найти слабого, и на его фоне уже можно рисоваться как угодно. Знаю, сам был таким. Сильным, как Портер сейчас. Он занял мое место в команде, занял его и в обществе. И целый год он искал слабака, чтобы утвердиться в своей силе. На самом деле, все это трусость. Все мы трусы, и Портер трус, и его дружки, они же мои бывшие дружки. А храбрость, это же такая штука, если ее нет, то протез не приладишь, не вживишь ее как микрочип. Ногу или руку можно заменить на искусственную, даже кожу в большинстве случаев можно, даже лицо можно сделать новое, а вот храбрость никак не пришьешь.
Первые дни все обрывками, какими-то лоскутами. Начинаю медленно приходить в себя, двигаться и даже немного говорить.
— Что же такое, Шон… — причитает мама. На нее смотреть больнее, чем ощущать собственные синяки. — Как же так…
— Кто это сделал, сынок? — подключается папа. — Господи, поправляйся скорее. Мы этого так не оставим.
Он что же, не знает ничего? Рита что, им не сказала? И где вообще была Рита, когда все это происходило, наверняка же, рядом? Ничего не понимаю, почему она не сказала моим предкам. Впрочем, это к лучшему — не хочу, чтобы кто-то знал.
Рита приходит через несколько дней. Сидит у кровати, прикрыв рот ладонью, и качает головой. Прямо так по-взрослому, как старушка какая-нибудь, даже смешно немного. Пытаюсь улыбнуться. Больно.
— Почему ты ничего не сказала моим? — спрашиваю.
Рита как будто не понимает и смотрит на меня удивленно.
— Шон, ты же сам просил…
— Да? Правда?
— Ты… — она растеряна и перепугана до заикания. — Когда тебя только привезли на скорой… Ты очнулся и взял меня за руку… и попросил ничего не говорить твоим родителям… никому не говорить… Господи, Шон, ты несколько раз меня об этом просил… Какая же я дурочка! Сейчас же все им расскажу…
— Нет, — хватаю ее за руку, хотя хватаю — громко сказано — беру, пытаясь сжать пальцы. — Не надо, Рита. Спасибо, что не сказала…
— Но почему, Шон? В школе все перепуганы, все на ушах стоят, никто ничего не понимает, и эти козлы, конечно, не сознаются, и весь класс…
— Знаю… Не надо… просто…
— Но их надо наказать, Шон! — Рита повышает голос, и у меня в голове начинает пульсировать. — Нельзя этого так оставлять… Они же тебя могли убить…
— Не надо, Рита. Я заслужил.
Рита
Я сижу под лестницей и плачу, закрыв лицо ладонями. Я не могу находиться среди своих одноклассников, а они ведут себя так, будто ничего не произошло. Как будто Фитцджеральда вообще никогда не существовало. Учителя, конечно, перепугались, но никто ничего не знает. Рита, а ты? — все спрашивали они меня. А что я? Пока Шона везли в больницу, он очнулся два раза, и едва открывал глаза, просил меня, чтобы я никому не говорила. И я ему обещала. И я молчу. Ненавижу себя за это, но молчу. И все молчат. Все, кто смотрел, как его избивали. А значит, и я, и они тоже участники всего этого. Я по просьбе самого Шона, но оправдывает ли это меня? Когда-то я так же пообещала брату, что буду молчать и не распространяться о том несчастном случае, и я держу слово. Но так ли это необходимо в некоторых случаях? Не простая ли это трусость, которой легко прикрыть свое малодушие?
— Вот ты где! — возвращает меня под лестницу голос Памелы. Она смотрит с таким презрением, как будто намеревается в чем-то обвинить. — Как ты могла вообще?
— Что?
— Как ты могла позволять им так говорить о твоем брате?
Вот значит, что! Теперь я еще и в этом виновата! Но Памела-то чего возмущается!
— Почему ты никому не рассказала? — она прямо как заправский прокурор на допросе, и я не могу от нее убежать. — Черт тебя подери, Рита! Ты такая сучка…
— Что? — я ушам своим не верю. Она обвиняет меня?
— Твой брат спас тебе жизнь! — она-таки залезла в интернет и нашла все, что писали про тот несчастный случай, про тот пожар, в котором я должна была погибнуть… — Он спас тебя, а ты молчала, когда все говорили про него гадости? Да если б ты рассказала..! Ну ты даешь! Не ожидала от тебя… И вообще, он там сидит затворником, а ты весь год хвостом крутишь, веселишься тут, гуляешь. Как так можно? Он же из-за тебя таким стал…
Юре было двенадцать, когда после смерти мамы неожиданно объявился его отец и забрал мальчика к себе. С первого дня знакомства Андрей изо всех сил старается быть хорошим родителем, и у него неплохо получается, но открытым остается вопрос: где он пропадал все это время и почему Юра с мамой не видели от него никакой помощи. Не все ответы однозначны и просты, но для всех рано или поздно приходит время. Есть что-то, что отец должен будет постараться объяснить, а сын — понять.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
Фантасмагория. Молодой человек — перед лицом близкой и неизбежной смерти. И безумный мир, где встают мертвые и рассыпаются стеклом небеса…
Сборник сказок, повестей и рассказов — фантастических и не очень. О том, что бывает и не бывает, но может быть. И о том, что не может быть, но бывает.
В книге собраны истории обычных людей, в жизни которых ворвалась война. Каждый из них делает свой выбор: одни уезжают, вторые берут в руки оружие, третьи пытаются выжить под бомбежками. Здесь описываются многие знаковые события — Русская весна, авиаудар по обладминистрации, бои за Луганск. На страницах книги встречаются такие личности, как Алексей Мозговой, Валерий Болотов, сотрудники ВГТРК Игорь Корнелюк и Антон Волошин. Сборник будет интересен всем, кто хочет больше узнать о войне на Донбассе.
Жизнь Гофмана похожа на сказки, которые он писал. В ней также переплетаются реальность и вымысел, земное и небесное… Художник неотделим от творчества, а творчество вторгается в жизнь художника.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Жизнь подростка полна сюрпризов и неожиданностей: направо свернешь — друзей найдешь, налево пойдешь — в беду попадешь. А выбор, ох, как непрост, это одновременно выбор между добром и злом, между рабством и свободой, между дружбой и одиночеством. Как не сдаться на милость противника? Как устоять в борьбе? Травля обостряет чувство справедливости, и вот уже хочется бороться со всем злом на свете…