Отторжение - [41]

— Я могу поговорить с твоим отцом, Шон, конечно, — она прищуривается, — если ты мне кое-что пообещаешь? Я знаю, если ты пообещаешь, то не нарушишь слова.

— Что?

— Пообещай мне, что больше никогда не поранишь себя намерено. И тогда я уговорю твоего отца, чтобы вместо наших встреч он разрешил тебе бывать у Питера.

— Обещаю, — говорю.

С трудом сдерживаю слезы, приходится говорить сквозь зубы. Это и из-за того, что мисс Перкинс меня понимает, и убедит, конечно, отца, но еще и потому что сдержать обещание будет нелегко. Намного проще взять канцелярский нож и полосонуть по руке, чем уговорить себя, что этого делать не надо.

*** *** *** ***

Торможу со свистом и сломя голову бегу через двор к дому Грейсонов. Стучу в дверь — мне открывает Рита. На ней лица нет. Она не появлялась в школе несколько дней, и сейчас, видя ее, даже замираю. Боюсь, случилось что-то нехорошее.

— Ты в порядке? — спрашиваю.

— Угу, — она кивает и впускает меня.

— Как Питер? Он дома?

— Дома. Ни с кем не хочет разговаривать, заперся в своей комнате и не выходит, — она бросает на меня полный ревности взгляд. — Тебя же он слушает, а ты пропал! Ты ему был нужен… То же мне, друг!

— Прости, я не мог… Как только вырвался, сразу приехал.

Из кухни выходят мистер и миссис Грейсон, тоже очень уставшие и грустные. Сухо, но с улыбками, в которых еще теплится надежда, приветствуют меня.

— Можно увидеть Питера? — обращаюсь ко всем троим.

— Попробуй, — отвечает Рита и кивает наверх. — Нас он не подпускает.

Рита

Фитцджеральд поднимается на второй этаж и идет к комнате Питера. Стучит, осторожно входит. Я следую за ним на цыпочках. Если он не вылетит оттуда через минуту, я всерьез разозлюсь. Я начинаю люто ненавидеть Фитцджеральда за то, что он каким-то образом втерся в доверие к моему брату. Я хотела всегда быть для Питера крепостью, уютным домом, где он мог найти понимание и поддержку. После несчастного случая я хотела быть таким местом для него еще больше. Но он не принимал меня в этом качестве. Он продолжал расспрашивать о школе, утешать. Мне не удавалось уговорить его даже во двор выйти, а этот Фитцджеральд… И сейчас Питер не выгоняет его. Шон входит, дверь за ним закрывается — и тишина. Я крадусь, как воровка в собственном доме. Мне хочется ворваться туда и наорать на обоих! На Питера, потому что он не ценит нас, не видит, как мы из кожи вон лезем, как переживают родители. На Фитцджеральда, потому что он просто странный засранец, и потому что я ревную. Я жду у двери, слышу, как что-то звонко падает на пол, потом злобный голос Шона что-то шипит, как будто ругает Питера. Вот еще не хватало, чтобы этот выскочка врывался и наезжал на моего брата! Я без стука открываю дверь и вхожу. То, что я вижу, повергает меня в шок. Шон держит Питера сзади, обхватив руками — как будто лассо накинул. Они двигаются странно, покачиваясь, и я даже думаю сначала, что они дерутся. Шон так крепко схватил брата, что ему не вырваться, а Питер дергается, словно в конвульсиях, рычит. Толстовка Фитцджеральда валяется на полу, и я впервые, наверное, замечаю, как крепко он сложен. Он сильнее Питера. Но они не дерутся. От страха я вжимаюсь в стену.

— Отпусти! — рычит брат.

— Ты успокоился? — шипит ему в ухо Фитцджеральд.

Шон прижимается к правой стороне лица брата. Вообще-то, там должна была быть повязка, но Питер настоял, чтобы ее сняли. Уговорил врача. У него просто истерика случилась. Никогда не видела брата таким нетерпеливым. Доктор сказал, что при должном уходе можно обойтись и без повязки. Но нельзя допускать, чтобы грязь или микробы попадали на ожог, а этот Фитцджеральд влепился в него своей щекой!

— Отпусти! — Питер дергается, но хватка бывшего школьного квотербека крепка. — У меня кровь, дурак, отпусти!

Я вижу кровь на руке брата и от страха, наверное, бледнею. Мне хочется отвлечься, но в панике я натыкаюсь глазами только на ожог Питера.

— Ты успокоился? — все еще сквозь зубы спрашивает Фитцджеральд.

— Что тут у вас происходит? — говорю громко, как могу, но все равно получается испуганно, и голос срывается на высокие ноты.

Мои слова действуют, как приказ — оба моментально расходятся на шаг, оглядываются. Питер быстро садится на кровать.

— Я позову родителей, Фитцджеральд, черт тебя подери, что ты себе вообще позволяешь!

— Не надо никого звать, — тихо произносит брат.

— Что?

— Не надо никого звать! — повышает голос Шон. — Бинт принеси!

— Что? — я все еще не могу отлипнуть от стены и плохо понимаю происходящее.

Трясу головой, замечаю на полу толстовку Фитцджеральда, канцелярский резак, потом перевожу взгляд на Питера. Кровь. У него на руке в районе запястья.

— Бинт принеси, что! — уже кричит Шон.

— Там, в ванной, есть, — тихо, виновато добавляет Питер, — не надо только никого звать.

— У тебя кровь…

— Царапина! — обрывает Фитцджеральд.

Я знаю, что у Питера в шкафчике в ванной чего только нет. Быстро иду, беру пластыри, бинт и уже в комнате протягиваю Шону. Мне очень страшно, и я могу только слушать, только водить глазами с одного на другого и стараться не заплакать.

— Тоже мне, — ворчит сквозь зубы Фитцджеральд, заклеивая пластырем порез, — Не умеешь ни хрена, так не брался бы!