Отторжение - [34]

Она одергивает руку, едва та касается шрама.

— Что ты делаешь?

— Ничего, прости.

Она вырывается и убегает. Я поднимаюсь следом.

— Ты даже не представляешь, что мне приходится выносить! — бросает сестра. — Каждый день! Они перекидывают твои фотографии, издеваются, называют тебя всякими словами… Думаешь, это легко? От меня все отвернулись! И Тим даже… После того, как…

Она не договаривает, а я вспоминаю слова Шона.

— Прости меня, — говорю тихо и присаживаюсь рядом на колени. — Шон просил передать тебе, что Тим поспорил на тебя, что я тут ни при чем. Но, Рита, это все из-за меня. Когда вы тогда собирались к нему на выходные, и он ждал тебя в дверях, я случайно спустился. Я не знал, что там кто-то есть, и он увидел меня. Прости, тогда все и началось… Я видел его лицо, не стал об этом думать, а теперь понимаю, что во всем виноват…

Рита еще больше заливается слезами и просит меня уйти. Больше мы не разговариваем.

Я не спускаюсь к ужину и весь вечер думаю обо всем, что произошло. Это был слишком длинный день. Насыщенный настолько, что я просто не способен выдержать. Я выжат и вымотан, перед глазами мелькают, как в плохо смонтированном кино, лица и силуэты людей из торгового центра. Шон часто говорит о своей трусости, но разве я намного смелее? Я не могу прийти и надрать задницу тем, из-за кого страдает каждый день моя сестра. Никакой разницы. Все мы трусы. Все. Потому что разве не от трусости эти школьники бросают мое фото с телефона на телефон, разбрызгивая злость, ядовитые капли которой попадают на мою сестру? Не знаю, кто из нас всех больший трус. Я прячусь в стенах своего дома, они прячутся за экранами мобильников и фейковыми аккаунтами в соцсетях, а Шон… он не прячется. Он каждый день ходит в школу, назло всем. Может, это требует большей смелости, чем мы думаем.

Шон

Сбегаю с уроков и забиваюсь в угол в школьном подвале. В самый дальний угол, чтобы затеряться среди хлама. Сижу, обхватив колени, теряя ощущение реальности. Время выскальзывает из рук, как только что пойманная рыба. Меня выбила встреча с мамой и братом Мэри-Энн. Снова ловлю себя на мысли, что даже про себя не могу назвать их имена. Замерзнуть бы тут, окоченеть, развалиться и рассыпаться, и чтобы никто никогда не вспомнил обо мне. Уверен — забыли бы быстро.

— Эй, парень, — слышу я знакомый голос мистера Крипсона, но он доносится как будто из тоннеля, — совсем тебе худо.

Мистер Крипсон касается моего плеча. Не думал, что он рядом.

— Чаю бы тебе, — говорит он, присаживаясь напротив.

Мы идем в его коморку, и там он наливает мне сладкого чаю и дает огромный кусок холодной пиццы.

— Поешь, тебе сейчас надо, — и потом, когда дожевываю, протягивает мне открытую пачку сигарет.

Киваю с набитым ртом. Выкуриваю сигарету и отключаюсь. То есть, не помню ничего — просто просыпаюсь на старом продавленном диване, укрытый пледом.

— Сколько времени сейчас? — спрашиваю, даже не зная, есть ли кто-то в комнате.

— Полчаса назад уроки закончились, — отвечает мистер Крипсон, — все уже разошлись. Не хотел тебя будить.

Вскакиваю и сажусь. Обалдеть, проспал полдня! Чувствую себя побитым и помятым. Большая кружка сладкого чая и банка колы немного бодрят.

— Та девочка, — неожиданно заводит тему Крипсон, — сегодня плакала, когда уходила.

— Какая?

— Симпатичная такая, к которой все цепляются с ее братом. Тебе ведь она нравится?

— Нет, — выпаливаю быстро. — С чего вы взяли?

— Да я не первый год на свете живу.

— И что?

— Нравится, значит. Чего ж ты ее не подбодришь?

— Что?

— Ну, не вступишься за нее, — поясняет Крипсон, как будто мне значение его слов не понятно.

— Потому что я трус.

— Удобная отговорка.

— Да что вы вообще знаете! — выхожу из себя и тут же взрываюсь.

Мистер Крипсон нормальный мужик, но мало что понимает в школьных заморочках.

— Ей еще только меня не хватало, ага! Да если я хоть взглядом, не то что словом, намекну, что за нее заступаюсь, на нее такое свалится! Сейчас только по касательной, ничего, эти дебилы порезвятся и забудут, а если я вступлю, то… Мне самому-то по фигу, но Риту вообще сгнобят за дружбу со мной. Со мной нельзя дружить! Со мной даже общаться нельзя! Это вся школа знает. Так что не надо меня стыдить!

Питер

С утра меня бьет озноб, поднимается температура. Мама сидит возле кровати. Шон звонит и спрашивает, может ли прийти. Я говорю, что проведу пару дней с мамой.

— Что это? — она поднимает со стула толстовку, подарок Шона, я не успел кинуть ее в грязное белье, и теперь мама рассматривает надпись. — Откуда это у тебя?

— Шон подарил. Он сам такие носит, заказывает где-то принты.

Мама проводит несколько раз ладонью по буквам, потом прикрывает рот, словно чтобы оттуда не вырвалась птица, и качает головой.

— Хороший он парень, этот Шон…

Я понимаю, что Рита не рассказала о нашей с ним вылазке, и сам говорю маме. Она отвечает, что рада, и быстро вытирает слезы.

— Я очень горжусь тобой, сынок, — наконец произносит она. — Ты у меня очень храбрый.

— А если бы тогда все вышло иначе, — спрашиваю. — В том несчастном случае, ты бы все равно гордилась?

— Что значит иначе? — как будто не понимает мама, но на самом деле, все, конечно, ясно.