Отторжение - [17]

— Мам, — говорю, — все нормально уже. Может, не поедем в больницу?

— Шон! — мама только руками разводит. — Ты чуть не упал в обморок! Обязательно к врачу!

— Да устал просто…

— Пусть врач посмотрит тебя…

Блин! Ненавижу больницы! Особенно этих докторов, которые диагностируют переутомление и стресс. Ну что за квалификация — просто чудо! Однако в больнице сегодня как-то особенно оживленно. Я сразу замечаю Ланкастера. Дружок Портера, тоже футболист, а значит, и мой бывший товарищ, редкостный злобный мудак, выряженный в отглаженные модные рубашки. Он меня, конечно, не замечает. Не просто не здоровается, а даже смотрит как будто сквозь. На стуле у стены сидит его прихвостень Даррел, держит свой телефон, как Клинт Иствуд — кольт. И что это они здесь делают? Все резко заболели? Уж не эпидемия ли слабоумия косит ряды примерных школьников? В лифте сталкиваюсь до кучи с третьим из компании — Квинсом. Ну, уж вообще чудеса! Этот бросает на меня презрительный взгляд, такой, что был бы повыше ростом, смахнул бы меня, как муху с плеча. Концентрация одноклассников, да еще в таком составе, в больнице, настораживает. Если бы со мной не были давно расставлены все точки, мог бы подумать, что они приперлись устроить мне травлю, но я тут ни при чем. Думаю об этом все время, пока жду приема, и потом в кабинете доктора.

— Что, простите? — переспрашиваю. — Что вы сказали?

— Я спросил, сколько ты спал за последние несколько суток.

— А, ну, не много… Я макет доделывал…

Врач что-то бурчит и записывает. Потом опять спрашивает о всякой ерунде, выписывает какие-то таблетки. Потом мама еще остается обсудить мое удрученное состояние. Спускаюсь, чтобы выйти на воздух, и, когда прохожу по холлу первого этажа, замечаю фигуру в капюшоне, двигающуюся довольно быстро. Обычная темная фигура, даже не знаю, почему этот парень привлек мое внимание. А может, начинаю наблюдать за ним, когда понимаю, что он и есть мишень моих одноклассников. Ланкастер подскакивает к нему, резким, как будто отрепетированным движением сдергивает капюшон, и тут же Даррел снимает на телефон. А у этого парня вместо лица — просто ядерная катастрофа. Как будто консервным ножом пропахали. Он теряется сначала, прямо из реальности выпадает, старается закрыться руками, потом надевает капюшон и выбегает. «Охренеть, — тянет Ланкастер, всматриваясь в экран телефона Даррела, — и правда, урод!» До меня доносятся еще обрывки их несвязного разговора, и по отдельным словам становится понятно, что этот парень в капюшоне — брат Риты Грейсон. Теперь у них есть его фотки. Теперь у Риты Грейсон начнется настоящий кошмар. Ух и ни фига себе! Смотрю в сторону двери, за которой он скрылся. Когда слышал все эти сморщенные оскорбления в его адрес, представлял себе парня без ноги, или скрюченного ДЦП, или умственно отсталого с капающей изо рта слюной, или… В общем, что-то такое. А тут… Даррел уже строчит кому-то сообщение, уже рассылает сенсацию. Интересно, Питер расскажет своей сестре об этом случае, предупредит? Но его лицо… Оно прямо не отпускает меня, как края консервной банки, впившиеся в кожу. Еду домой, а перед глазами так и стоит его лицо. Въелось несмываемым маркером. Страшное, отталкивающее, но никак не могу выбросить его из головы.

Прихожу домой — сразу в интернет. А потом — в Инстаграм. У меня нет живого аккаунта. Свой старый, набитый тупыми селфи и футбольным позерством, убил после известных событий. Но сейчас такое время, чтобы не умереть от информационного удушья, ты должен держать хотя бы фейк без подписок. Чтобы быть в курсе. И вот именно сегодня тот случай. Я же знаю все ники своих одноклассников — они нечасто меняют их. Ну, точно, некоторые уже выложили у себя фотографию Питера Грейсона с подписями еще более отвратительными, чем рожи Ланкастера и Даррела. И ведь в чем мерзость: меня объективно было, и за что травить, и ногами пинать, и грязью закидать, но от меня просто отвернулись, просто сделали негласный закон, что мне даже руку пожимать нельзя. А тут, парень ведь вряд ли сам себя таким сделал, а его обзывают и оскорбляют. Ему ведь и так паршиво, раз он даже из дома не выходит. Механизмы травли всегда нелогичны. Вернее, эти механизмы действуют сами по себе, хаотично запуская свои шестеренки. Это как игра в бутылочку — на кого покажет горлышко, тому и терпеть.

У Риты теперь просто кошмар наяву. Самый отвратительный кошмар, которого, она, спорю, не могла и вообразить. Но она молчит. Ходит, опустив глаза, и молчит. Может, оттого, что девчонка. Хотя могла бы огрызнуться и выцарапать парочке идиотов глаза. Но она с каждым уроком, после каждой перемены только глубже зарывается. Конечно, Инстаграм-то свой уже закрыла — теперь одна дорога — дальше от себя.

— Эй, — шепотом окликаю ее, когда мы нечаянно сталкиваемся взглядами перед уроком английского — Что с твоим братом?

— Да пошел ты! — огрызается она.

Собственно на этом все разговоры с Ритой можно считать законченными. Она остается на другой стороне, даже не смотря на то, что ее с берега толкают все ближе к краю. Но ожидать от новенькой, что она вдруг поплывет в мою сторону, было бы глупо. Да и незачем. Вычеркнутый элемент, вроде меня, ведь не спасет, не подаст руки, не бросит надувного котика.