Отторжение - [20]
Некоторые любят море, озера, непредсказуемую игру красок на воде, их тянет к синему: голубеющие на горизонте горы, серо-сизые туманы, вечно меняющийся спектр земной атмосферы – от льдисто-голубого на рассвете до почти черного ультрамарина ночью. А между ними яркая голубизна дня, синий шатер, раскинутый над миром. Но для меня важнее земная зелень: пышные гортензии, упрямо пробивающийся на свет папоротник с его свернувшимися, похожими на эмбрионы, почками. Символы реальности жизни, я могу потрогать их руками. Шипы роз, колючки ежевики, ковер влажной травы, бутылочно-зеленый настороженный сумрак в лесу… неукротимое упорство. Упорство и настойчивость вечной, передающейся от листка к листку жизни. Это и есть главная сила зелени: упорство. И моя тоже.
Ее всегда удивляло, как легко оказалось сохранить тайну. Рита отнесла грабли в сарайчик, но воспоминания не грабли, от них так просто не избавишься. Со стороны ее жизнь не отличить от жизни любой другой матери семейства. Все вроде бы нормально, если не считать первых лет, когда она воспитывала ребенка одна. Ну, не совсем одна – с сестрой.
– Морис же знает, – время от времени говорила она Видалю.
Нарочно искала причину разозлиться. Горечь скапливалась в душе, как взрывчатка, и, как взрывчатка, стремилась к детонатору.
– Он мой брат и компаньон. Он должен знать. И не забывай – второе поколение. Мать прожила совсем иную жизнь.
Если бы Рита захотела сосчитать, сколько раз слышала этот ответ, получилось бы четырех-, а то и пятизначное число.
– А что за разница между моей Салли и дочерями Мориса?
Херем[20]. Она знала это слово, хотя вслух он его не произносил. Это слово объясняло все, что никак не хотело уложиться в сознании. И даже если бы произнес – все равно бы не поняла.
– Мать… – сказал он задумчиво. – Она хочет с кем-то меня познакомить.
– Хочет, чтобы ты стал двоеженцем?
– Да.
– И кто на этот раз?
– Девушка, которая осталась в Салониках. На днях я видел ее фото.
– Счастливец.
– Все же считают, что я не женат. И мать никак не может понять почему. Говорит, все ее спрашивают, что со мной не так. Может, какая-то физическая причина. Ей неловко.
– А она хорошенькая?
– Кто? Мать?
Пытается отшутиться.
– Ты знаешь, кого я имею в виду. Ты на ней женишься?
– Нет, конечно! Господь с тобой… Худая как щепка и на полметра выше меня. Еще выше, чем жена Мориса.
Ну да, так и есть, макушка брата Видаля едва доходила до подбородка его жены. Это всегда смешило Риту. Засмеялась и сейчас. Морис, косоглазый коротышка, женился на деньгах, но жена его была постоянно недовольна. Недотепа-муж из раза в раз игнорировал самые простые требования, предъявляемые современной цивилизацией. К примеру, забывал спустить за собой воду в унитазе. Грустно, нелепо и смешно. Расстановка фигур на шахматной доске жизни не гармонична, как в шахматах, а грустна, нелепа и смешна. Незамужняя мать по имени Рита. Видаль, постоянно обороняющийся от попыток матери его женить.
Наконец и он улыбнулся.
– И что ты решишь насчет этой тощей девицы из Салоник?
– Как что? То же, что и всегда. Ускользну. Все, что мне надо, – здесь, в этом доме.
Надо же – иногда у Видаля получается сказать именно то, что она хочет услышать. Салли спит в коляске. Воскресная прогулка на этот раз вне угрозы. Рита и Видаль идут рядом и смеются – совсем как раньше.
Иногда, в редкие моменты капризов гравитации, когда Рита не чувствует связи между весом тела и земным притяжением, ей кажется, что исполнилось все, чего она хотела. Она нашла мужа, отличающегося от ее отца, Георга Блица, настолько, насколько вообще могут отличаться друг от друга мужчины. Он почти не пьет, у него даже в мыслях нет поднять на нее руку, не транжирит деньги. Ее дочерям не нужно ложиться спать пораньше, чтобы не чувствовать в животе медленно поворачивающийся кинжал голода. Они живут в доме, где у них отдельные комнаты. Берут уроки игры на пианино и носят лаковые туфельки. Георгу Блицу ни разу не удавалось сохранить работу, и жизнь он окончил в ночлежке. А Видаль с утра до ночи работает на созданном им с братом предприятии М & V Coenca.
Видаль и Морис с детства работали на табачной фабрике. Фабрика была в городе, которого больше не существует, в государстве, которого тоже больше не существует. Они знали все о табачных плантациях, об изменении содержания никотина в разных листьях одного и того же растения. Знали разницу между табаком, высушенным в тепле или на холоде, знали, как выявить и подчеркнуть сладковатый или горьковатый привкус, – короче, знали, как сбалансировать свет и мрак в тлеющем табачном листе. Знали, что земля в Вирджинии отличается от земли в Македонии, что подкормка приводит к изменению уровня нитратов, а изменение уровня нитратов, в свою очередь, влияет на крепость табака. Они знали все про ферментацию, табачные прессы, особенности упаковки. Их руки были темны от табачного сока. Рабочие кашляли, чихали и пели – и братья вместе со всеми кашляли, чихали и распевали особые, табачные песни в облаке дыма и остро пахнущей пыли. И совершенно естественно – именно табак лег в основу новой жизни в Лондоне. После нескольких неудачных попыток импорта сырья они решили заняться аксессуарами, так называемыми
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.