Оттенки - [45]

— Ай, ай, ай! — закричал несчастный.

— Тпрр! — завопил мальчик. — Помогите!

Плотники и Тийна уже бежали на помощь.

— Держи лошадь! — закричали они мальчишке.

— Господи помилуй! — причитала Тийна. — Идите же поскорее! Теперь ему конец! Вот эти камни до чего довели!

Вскоре Каареля вытащили из-под телеги и из-под камня. Правая нога у него совсем не действовала, ступить на нее он не мог. Сначала думали, что нога переломана, но кости оказались целы.

— Помогите мне пройти в комнату и лечь, я сам не могу, — сказал Каарель.

— В комнате дыму полно, я постелю тебе здесь, — предложила Тийна.

— Ничего, что дым… это не беда.

— Ты там задохнешься.

— Э, не задохнусь.

— Ладно, вносите его, только осторожнее, я приготовлю постель, — сказала Тийна.

Вытянувшись в постели, Каарель почувствовал сильную боль под сердцем, в правом боку и правой ноге, но удержался от стона.

Тийна молча грустным взглядом смотрела на мужа.

— Где у тебя больше всего болит? — спросила она погодя.

— Везде болит, — ответил Каарель. Сказав это, он сильно закашлялся от дыма, сплюнул, и Тийна испуганно закричала:

— Ты харкаешь кровью!

Каарель ничего не ответил; но он и сам чувствовал, что кашель на этот раз не такой, как всегда.

— Здесь, в дыму, ты будешь все время кашлять, — сказала Тийна. — Я устрою тебе постель на дворе, люди отнесут тебя, полежишь, пока пройдет дым.

Сначала Каарель протестовал, но потом ему пришлось уступить.

— Дом-то строишь, да только вряд ли он тебе понадобится, — сказал Каарелю один из рабочих.

Тот только застонал в ответ.

— Поверни меня так, чтобы я мог видеть дом, — сказал он Тийне. И когда его просьбу исполнили, он стал с удовольствием следить, как под ударами топора белоснежные щепки разлетаются во все стороны, падают на землю или застревают где-то на деревьях. Стены нового дома поднимались все выше.

В воскресенье утром Каарель почувствовал себя лучше, приподнялся и сел на постели. Еще в пятницу у него правый бок и нога были покрыты твердой опухолью, сейчас она немного спала, Каарель уже мог двигаться.

— Видно, начинаешь поправляться, — сказала Тийна. — Когда ты лежал под колесами, я уже думала, что тебя задавило насмерть.

— Уж сразу и насмерть! Я даже не понял, как это случилось. Камень и не очень-то тяжелый был, просто вдруг на меня слабость нашла, что я его не смог осилить, — говорил Каарель.

Под вечер в Кадака явились старики. В глазах старухи светилось злорадное любопытство.

— Пришли проведать: слышали, Каареля камнем придавило, — сказали они.

— Думали, до сих пор под камнем лежу? — спросил Каарель.

— Да, два дня пластом лежал, шевельнуться не мог, сегодня в первый раз поднялся, — отвечала Тийна, как будто не расслышав слов Каареля.

— С этими камнями всегда приключится какая-нибудь беда. Я своему старику никогда не давала с ними возиться, где ему их все с поля перетаскать, они там местами лежат словно овцы — целым стадом. Расколешь их какой-нибудь десяток, а здоровье навсегда потеряешь. Стоит ли на это силы изводить!

Каарелю показалось странным, что старуха не ищет ссоры: даже голос ее был сегодня ласковее, чем всегда. Это заставило его призадуматься. Постройка нового дома подходит к концу. Не хотят ли они переселиться в Кадака? Этого еще не хватало! И Каарель спросил вызывающе:

— У вас дело какое к нам есть или так просто пришли?

— Тебя проведать пришли, какие еще дела, — ответила Тийна.

— А что им меня проведывать, я от этого не поправлюсь, — ответил Каарель Тийне, словно стариков и не было рядом.

— Ну вот, то говоришь, что мы тебя грызем, а теперь сам… — начала старуха по-прежнему миролюбивым тоном.

— Когда зовешь вас на помощь, вы и пальцем не шевельнете, скорее к чужим найметесь на поденщину, а теперь, когда новый дом достраивается, приползли сюда, добренькими прикидываетесь… Думали, без вас дома не выстрою? Я вам только одно скажу: если вы сюда раньше и носа не показывали, то и сейчас можете убираться.

— Что они тебе плохого сделали? — воскликнула Тийна. — Ты ведь сам не допускал их раньше к тяжелой работе.

— Замолчи ты! — крикнул Каарель на жену, и его глаза злобно сверкнули. На впалых бледных щеках появились красные пятна.

— Кусайся, кусайся, пока душонка в теле, а все-таки я тебя похороню, а не ты меня. Чего с таким человеком спорить, если он уже со смертью спорит, — ответила старуха.

— А зачем ты здесь, если и спорить со мной не желаешь? Захотелось, видно, еще одной корове веревку на шею накинуть да увести ее?

— Да перестаньте вы наконец! — упрашивала Тийна. — Мать, помолчи хоть ты!

— Ступайте-ка лучше отсюда, — обратился Каарель к старикам, — иначе покою не добьешься. Вы меня уже за мертвого считаете, но и мертвого не хотите в покое оставить. Ох, нелегко в Кадака зятем быть. Не думал я, что мне здесь придется такое терпеть.

— Я тоже не думал, — буркнул старик, и в его голосе вдруг словно послышалось сожаление и сочувствие.

— Нас чертом пугают, а я теперь знаю, что человек человеку черт. Не попади я сюда, я, может, был бы сейчас здоровый, веселый. А теперь…

Каарель замолчал, опустился на постель и застонал — не то от телесной, не от от душевной боли. Остальные молчали. Старуха встала, собираясь уходить; старик, охая, поковылял за нею. Тийна утирала слезы, а маленький Атс возился на полу.