Отсчет пошел - [43]

Поезд остановился, и свет в вагоне погас. За окном был уже вечер, и мне, с детства не боящейся ничего на свете, вдруг стало страшно.

Я села обратно на скамейку и задумалась. Мне не совсем ясно было, что делать дальше. С одной стороны, единственное, чего мне действительно хотелось, — это уехать куда подальше. Никого не видеть и не слышать. Попробовать начать новую жизнь. С другой стороны, я прекрасно понимала, что это закончится приемником-распределителем. Уже сейчас, наверное, моя бабушка звонит в милицию и морги и делает заявление о пропаже любимой внучки. Хорошо, что по крайней мере я захватила с собой полученный три дня назад паспорт.

Потом, как ехать куда-либо в таком виде? В школьной форме (которая, правда, не выглядит как школьная форма, но все равно), без денег, без еды? Это нереально.

Как видите, способность здраво рассуждать я не утратила. Надо было возвращаться в Москву, а там уже думать, что делать дальше. Можно было попробовать уехать к родственникам матери в Минск (там, кажется, жила ее тетка) или перевестись в другую школу. Мне надо что-то менять в жизни.

Отлично, планы на будущее есть, теперь остается вопрос: что делать сейчас? Вариант первый — ждать до утра, когда электричка пойдет обратно в Москву. Вариант второй — попытаться выбраться и найти хотя бы телефон. Позвонить в Москву, успокоить бабушку, найти еды… Я есть хочу, в конце концов! Конечно, это порядочная глухомань, но рядом — депо. Должен же быть здесь хотя бы один обходчик.

Я встала и ощупью пошла по вагонам в надежде, что машинист еще не ушел и выпустит меня из поезда. Конечно, все было напрасно. В поезде не было ни души, и все двери оказались наглухо закрытыми. Я громко чертыхнулась и поняла, что придется лезть через окно. Конечно, это было опасно и я рисковала сломать ногу или шею, но другого выхода мне не оставалось.

Я представила, что высота поезда, наверное, метра три и заранее поморщилась от боли. Открыть ставню не составило большого труда. Я встала на сиденье и высунула голову в окно. Несмотря на то что мои глаза уже привыкли к темноте и я могла различать смутные очертания предметов, за окном я не увидела ничего. Темнота. Ни одного огонька, как будто я нахожусь на другой планете, а не в четырех часах езды от столицы, города с девятимиллионным населением.

Вдобавок я почувствовала, как мокрые капли падают на лицо и за шиворот. Только дождя мне не хватало! Но отступать от задуманного было не в моих правилах, и я выкинула за окно сумку с книжками. Надо сказать, меня совсем не обрадовало, что она приземлилась где-то далеко и вдобавок в лужу. Раздался звонкий «плюх», и я поняла, что сухой мне из этого дела точно не выбраться.

Теперь надо было вылезать самой. Вы никогда не пробовали выбираться через окошко электрички наружу? Зря! Вы не испытали одно из самых захватывающих приключений в своей жизни. Теперь мне ясно, почему у нас так много людей гибнет в железнодорожных авариях. Кстати, будь я на месте Деда, я бы ввела в программу полосы препятствий в нашей Школе электричку. Прекрасный тренажер, тренирует все мышцы, а особенно развивает словарный запас. (Ен бы скорее всего через это окошко пролез, а вот что касается Сона хотела бы я на это посмотреть!)

Осторожно, боком, я наполовину вылезла наружу, пытаясь поставить ногу на внешнюю раму окна. Несколько раз моя нога срывалась со скользкой поверхности, и я только чудом удерживалась. Наконец мне на секунду удалось встать носком ботинка на раму, я разжала занемевшие, ободранные пальцы и прыгнула, сгруппировавшись, наземь. Лучше бы я этого не делала. Уже кубарем летя вниз и отчаянно пытаясь за что-то зацепиться, я поняла, что поезд стоял на откосе. Наконец меня ударило обо что-то твердое, и, взвыв от боли, я на секунду отключилась. Когда я пришла в себя, то поняла, что дело плохо. Плечо болело так, как я не пожелала бы и врагу. Я вообще не могла пошевелить рукой, чтобы все тело при этом не пронзала острая боль. Моих медицинских познаний хватило, чтобы установить перелом или вывих. Все остальное, кажется, было цело, но болело так, будто меня часа два вертели в стиральной машине вместо белья. Все тело превратилось 8 один сплошной синяк. Дерево, о которое меня так хорошо ударило, кажется, не пострадало.

Кроме того, я поняла, что сижу в каком-то болоте. Вода хлюпала у меня под ногами, вся моя одежда промокла насквозь. Сверху падал отвратительный мелкий дождь, и вдобавок (был ноябрь месяц) я вся была настолько грязной, что, даже не видя себя, ужаснулась. Во рту я явственно ощущала вкус земли. О том, чтобы искать сумку, не могло быть и речи — это было просто нереально. Я даже не знала, как сумею подняться наверх, настолько мне было больно двигаться. Но надо что-то делать, и, стиснув зубы и отчаянно матерясь, я полезла вверх по мокрому склону.

Когда я вылезла обратно к месту своего падения, мне ничего не оставалось, кроме как разреветься в голос. К счастью, это продолжалось недолго. Я была настолько зла на весь мир: на преподавателей в Школе, на своих одноклассниц, на Деда, на родителей, а больше всего на себя саму и на свое слабое тело, что это придало мне сил.