Отражения звезд - [133]

И откуда-то из дальних глубин грустно посмотрели на него карие, когда-то живые, когда-то полные пленительной смелости глаза, теперь уже чуть щурившиеся, может быть от близорукости...

— Странно все-таки, что через столько лет мы поселились в одном доме.

— Почему же — странно, скажем спасибо судьбе.

Они помолчали, от окна дуло, и Серебреников сказал:

— Неважно построен наш дом, хотя строил его отчасти и я, можно было лучше построить. Впрочем, и свою жизнь можно было лучше построить.

— Дайте мне адрес Нади... напишу ей о том, как мы с вами встретились в темноте, а вы ударили жезлом — и возник свет.

— Правда, напишите, она будет рада. А сегодня, получив ее открытку, я, по совести, взгрустнул. Приглашали меня друзья встретить завтра Новый год вместе с ними, однако никуда не хочется идти. Впрочем, и в прошлый раз я встречал Новый год один. Открыл бутылку шампанского, сказал себе: «С Новым годом, Дмитрий Андреевич!» — и мы с Дмитрием Андреевичем умно посидели, правда, не очень-то весело, но посидели, даже посмотрели по телевизору новогоднюю передачу.

— Я помню, как однажды мы с Надей привели к вам в дом нескольких наших подруг, так тогда нашумели, но ваша мама добрая была... и знаете что, Дмитрий Андреевич, теперь уже можно говорить об этом: мне кажется, она подозревала, что я немного влюблена в вас...

— Она больше подозревала, что я влюблен в вас... а Надя однажды мне прямо сказала: «Женись на Вере, вот здорово будет».

— Кажется, начинаешь верить в предчувствия: в сущности, я должна была переехать сюда только в феврале, но почему-то решила — перееду непременно до Нового года, хотя меня предупреждали о недоделках. Просто прочла у Байрона, которого очень люблю: «Ну вот, Новый год... еще одна почтовая станция, где судьба меняет лошадей» — и захотелось на эту почтовую станцию.

— Ах, Вера, Вера, — сказал он, взяв ее руку в свою, — конечно, мы стали уже немолодыми людьми. Но слава богу, что хоть одно не стареет... иногда душе нужно только немного тепла, один солнечный лучик — и она уже готова пустить росток.

— Фантазер вы, Дмитрий Андреевич, — сказала она мягко, — вы и тогда, в далекие годы, были фантазером.

— Скажите лучше — дураком.

И на миг стало совсем зябко в этом новом доме, от окон которого несло холодом.

— Где вы встречаете Новый год? — спросил он вдруг.

— Дома, с книгой. Может быть, именно с Байроном.

— А меня не позовете? И почему все-таки вы предположили, что архитектор может быть и электромонтером?

— Я ничего не предполагала... я, наверно, просто подумала — кто же поможет, как не Дмитрий Андреевич?

— Это вы правильно подумали, — сказал он, — тем более что даже не знали фамилии того, кто поселился рядом с вами. Так как же — встретим Новый год вместе? Я уж постараюсь, чтобы Байрон остался доволен.

— А не будет вам скучно?

— Не думаю.

Они посидели еще рядом, и то, что могло бы сделать его на всю жизнь счастливым, как-то мягко провеяло, навсегда опоздав, но, может быть, лишь надолго опоздав...

— Значит, до завтра?

Под утро Серебреников проснулся вдруг от того странного, что было за окном: неслась метель, неслась, нахлестывая, неслась, погоняя, неслась с всхлипами, готовила зимнюю дорогу, чтобы в некотором царстве, в некотором государстве еще на одной почтовой станции судьба сменила лошадей.