Отравленные земли - [10]

.

Уединение не тяготило меня, а, напротив, давало хорошую возможность прислушаться и осмотреться. Посетители преимущественно были местные: просто одетые, с простыми лицами, не стесняющиеся ни крепких слов, ни зычного смеха. Лишь изредка попадался кто-то, в ком удавалось распознать заезжего – по деталям туалета, по манерам, в конце концов, по настороженному или заполошному виду.

Один из таких чужаков надолго привлёк мой скучающий взгляд – долговязый рыжий мужчина лет тридцати с будто бронзовым лицом. Этот явно неестественный тон кожи выдавал путешественника, причём по южным краям. Наряд был неброским: коричневый камзол без вышивки и отделки, серый жилет и грубая рубашка без кружева. Тем не менее он не сошёл бы за простолюдина: и жесты, и состояние рук и лица, и ухоженные пышные волосы выдавали не самое низкое положение. Посмотрев на мужчину подольше, я предположил, что он англичанин из породы обнищавших дворян-авантюристов или из той же породы голландец, мой земляк. Как и я, он сидел один и только что окончил трапезу; посуду с его стола как раз убирали.

Я хотел отвернуться, но тут незнакомец перехватил мой взгляд и поднялся. Видя, что он направляется навстречу, я поспешил улыбнуться, несколько сконфуженный: наверняка моё оценивающее рассматривание ему не понравилось. Тем не менее, приблизившись, мужчина никак этого не выказал. Тёмные, почти чёрные глаза встретились с моими.

– Вы позволите? – голос был хрипловатый, но приятный. – Знаете, давно не обедал в приличном обществе, это было дикое путешествие.

Он говорил на неплохом немецком, но я всё же рискнул пригласить его по-английски:

– Разумеется, присаживайтесь. Я тоже опасаюсь одичать.

Он без удивления кивнул, ненадолго отошёл, заказал ещё вина. После этого он, улыбаясь, уселся за мой стол и поинтересовался уже на английском:

– Значит, и вам недоставало компании, доктор?

– Пожалуй, – подтвердил я, отодвигая пустое блюдо. – В тех краях, куда я направляюсь, едва ли она у меня будет… – Тут я понял, как он назвал меня, и шутливо уточнил: – Вы угадали мою профессию по неким внешним признакам? Вы, случайно, не из штабных офицеров? Это ведь они различают шпиона чуть ли не по запаху.

Он негромко рассмеялся и изобразил задумчивость, постукивая по столешнице широкими пальцами, – на указательном левой руки не было ногтя.

– Что вы, всё проще. Нас представляли друг другу на балу у молодого ван Хелена. Но я нисколько не обижен, что вы меня не запомнили; довольно много народу жаждало тогда пожать вам руку, ваше… как вас там? Сиятельство? Превосходительство? Барон?

– Доктора достаточно, – хмыкнул я. Это презрение к титулам мне нравилось.

Присматриваясь к открытому лицу внезапного собеседника, я действительно что-то припоминал. Леопольд ван Хелен, сын моего земляка Иоганна ван Хелена, после его смерти принял управление известнейшей газетой «Венский вестник», снабжающей жителей империи новостями самого разного толка. Газета, лет тридцать назад родившаяся тощей сшивкой разрозненных заметок, непрерывно растёт и совершенствуется, обходя прочие. Многие теперь с трудом представляют без неё начало дня, и ван Хелен, славный трудолюбивый юноша, старается не ударить в грязь лицом перед теми, кто помнит его отца. В последние годы он изо всех сил обогащает содержание своего детища новыми темами; видимо, и мой знакомый незнакомец относился к пёстрому кругу редакционных агентов. Когда прозвучало имя, я вспомнил окончательно.

– Арнольд Ву́дфолл, свободный собиратель новостей. Хотя я предпочитаю итальянское avvisatori[9]. Звучит благороднее.

Я сдержал усмешку. Люди неблагородного и условно благородного происхождения, отпрыски ловких разночинцев, бастарды и им подобные нередко тяготеют к «благородно звучащим» словам; я замечаю это не впервые. Вудфолл был именно из таких, как мне подумалось. Я кивнул и внезапно припомнил одну пикантную деталь, а именно – какие конкретно материалы поставляет в газеты мой avvisatori. Если я прав, то судьба иронична.

– Не вы ли пишете всякие ужасы о чудовищах, например, вампирах? – уточнил я и получил бодрый кивок. – Вот как… вы, значит, пугаете, а мне потом лечить взволнованную душу и такое её проявление, как morbus ursi[10]!

Вудфолл снова засмеялся, пожимая плечами.

– Я не пугаю. Я предупреждаю. И между прочим, рискую жизнью, разъезжая туда-сюда и собирая мрачные секреты. К слову, не читали мой недавний отчёт о краснокожих и их одержимых шаманах? Я провёл в Новом Свете полгода и едва вернулся целым. Америка весьма опасна, тот ещё ящик Пандоры.

Я шутливо погрозил ему пальцем.

– Если тот «отчёт» столь же правдив, сколь ваши россказни о Благоевиче, который якобы покусал девять…

– Четырнадцать.

– …человек, то неудивительно, что я бросил его, едва завидев первые строчки.

Я говорил без резкости, наоборот – благодушно. Я прекрасно видел, что avvisatori так же, как и меня, забавляет спор, вечное столкновение материалистов и выдумщиков: порода газетчиков целиком принадлежит ко второму виду! Выслушав меня, Вудфолл покачал головой с видом притворно скорбным.

– Доктор, я безмерно уважаю ваши годы, научный опыт и ум, но ваше узкое мышление просто поражает. Что-то