Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - [95]

Одна толстая испанская горничная въезжает мне в живот! Я едва успеваю чихнуть в её жирные волосы, как взум-м! Она уже исчезла, вновь унесённая бортовой качкой, или килевой, или неизвестно какой. Картина дантовская, мои кисоньки! Фантасмагоричная! Гляди-ка, а вот и паралитик нарисовался в своём кресле на колёсах, должен вам сказать. Он летит из самой глубины коридора. Он воет как пикирующий бомбардировщик «Штука» во время войны. Его хромированное кресло превратилось в адский болид. Он несётся на такой скорости, что уже не остановишь.

— Берегись! Берегись! Берегись! — кричу я Мари-Мари.

Мы едва успеваем нырнуть в каюты с одной и с другой стороны, двери которых, к счастью, не закрыты на замок. Полупаралитик проносится у нас перед носом. Метеор! Он сейчас разобьётся, разлетится, распадётся. Мы нагибаемся! Смотрим! Мы чувствуем, что он расшибётся в лепёшку! Просим Бога, чтобы этого не произошло или же чтобы было посмешнее! Мы ничем не можем ему помочь, разве что стать свидетелями его судьбы (если она существует). У нас сжимается сердце. Кружится голова от ужаса, потому что он летит в сторону большой лестницы в конце коридора. Крик удаляется. И тут происходит чудо! Мановение волшебной палочки! Наш «Мердалор» заваливается в противоположную сторону! Паралитик останавливается в тридцати двух миллиметрах от лестничной клетки. Покачивается некоторое время, колёса его гоночной кареты застывают в нерешительности. И затем решаются: они дают задний ход. Он вновь несётся на нас, дружище! Спиной он наезжает ещё быстрее. Он охрип от крика. Мы снова ныряем. Он снова пролетает мимо нас. Ветер растрепал нам волосы. Скорость увеличивается. И затем, долетев до перекрёстка, он сворачивает и исчезает из виду! Неизвестно, что с ним было потом. Это одна из тайн шторма.

Подталкиваемый справа, слева, подпираемый, с растопыренными пальцами, взмокшей спиной, наконец я добираюсь до лестницы и спускаюсь по ней, как придётся, вместе с Мари-Мари, которая висит на моём поясе.

В каюте «Утренняя заря» я замечаю разбившийся бокал. Может быть, это тот самый бокал, который увидел Гектор, когда вошёл сюда?

Достаточно было одному хитрецу перевернуть таблички двух кают, чтобы всё поменялось местами.

О, поверьте, девочки, соображалка работает с трудом, несмотря на толчки корабля. Гипотез всё больше! Они растут в моей голове. Громоздятся! Надо бы их отсортировать! В какой-то момент Старик был изолирован от прислуги и Гектора, о чём он не знал. Была ли пущена в ход эта система, когда похищали других? А погребальный сундук?

— Куда мы идём? — волнуется Мари-Мари. — Ты не думаешь, что нам лучше бы подниматься, а не спускаться? Спасательных шлюпок в трюме нет, и если так дело пойдёт, они нам скоро понадобятся.

— Не волнуйся, малышка.

Я спускаюсь дальше. На глубине, мало-помалу, становится не так тяжело. Центр тяжести становится покладистее. Наконец я добираюсь до помещения массажистов. Кругом всё мокро, потому что вода переливается из бассейна большими волнами. Я слышу невообразимую мешанину звуков от флаконов, белья, стульев, столов, весов и людей. Парниша Раймон лежит на паркете и держит обеими руками сиську Берты, позволившей себе каприз помассировать грудь во время катаклизма. Она прикинута на манер матушки Евы, женщины моей мечты. Она мычит, словно вечерний рог и рог изобилия! Её толстый буфер порезан осколками. Она кровоточит по всей периферии. Сначала мне показалось, что они одни, но здесь оказывается ещё одна женщина в кепке с толстым помпоном. Она прикрыта трусами, на которых хороводят Эйфелева башня, Триумфальная арка и Сакре-Кёр, с этим гордым девизом на месте игривого бигуди «Париж — всегда Париж». Да ведь это же американка! Она об этом даёт знать, распевая «Звёздный стяг». Она думает, что она на «Титанике». Она решила тонуть с песней, это благородно, мужественно, это по-янкски! Да здравствует Америка!

Четвёртый персонаж барахтается посреди кишащей массы, но этот мяукает, ибо в его роду они все потомственные коты. Вода из бассейна накатывает широкой волной! Пшлуфф! Она накрывает их крики и гимны, она им гасит их мяуканье! Они захлёбываются! Они барахтаются! Дрыгаются! Лопочут!

Транзисторный приёмник, подвешенный на крючок, неумолимо продолжает передавать передачу Филиппа Бувара, который как раз потрошит одного специалиста по морским песням. Обладатель тонкого голоса объясняет Филиппу, как к нему пришло это призвание, когда он играл на берегу люксембургского водохранилища, и его захватила поэзия солнечных закатов в океане. В какой манере он поёт, маневрируя своей реей-гитарой. Бувар очень мило выставляет его в глупом виде, все аплодируют, и певец очень доволен своим успехом.

Самоотверженно я провожу операцию «Оказание первой помощи»! Надо спасать этот народец. Высвободить кота, вытащить американку, разжать руки застывшего в судороге Раймона. Надо отодвинуть мебель. Убрать лом и облом. Надо вытащить весы, оказавшиеся между ног у Берты. Выдернуть ножку табурета, застрявшую в её ляжках. Не мешкать в таких обстоятельствах! Лететь со всех ног, замечать всё с одного взгляда. И ещё просить пострадавших потерпеть! Успокаивать их! Уверять в том, что их страдания кончились, что наступил день славы. Давай, Сан-А! Трудись!