Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - [86]

— Прошу пардона, господин Легавый, что вы имеете в виду?

— Надо же, ты знаешь о моей настоящей профессии, прекрасная андалузка с шоколадной грудью?

— Оскар мне подсветил.

— Оскар или маленький магнитофон, который ты носишь в своей сумочке?

Стерва зажигает лупетки.

— О! К тому же мсье фараон роется в сумочках! Надо полагать, он начинал свою деятельность в таможне?

Я поглаживаю её щёку тыльной стороной ладони, стараясь сохранять улыбку.

— Не говори таким тоном, Камилла, не то схлопочешь для начала!

— Посмотрела бы я!

— Посмотреть можно, но ты ещё и почувствуешь, как твои ляжки обожжёт до костей.

Она толкает меня обеими руками с такой быстротой и энергией, что я оказываюсь на полу всеми четырьмя копытами кверху.

Я не успеваю воздать ей, как она взрывается:

— Значит, мсье фараон меня насилует, усыпляет, обыскивает, из-за него я опаздываю на корабль, он меня бесчестит в глазах солидного человека, который интересовался мной, и сверх того, он мне ещё собирается устроить порку! Нет, ну без балды! Мы в Республике!

— Нет, милая, этот корабль всего лишь французская территория!

Изящным прыжком, к тому же звериным, я привожу себя в вертикальное положение, моё любимое, когда я на работе.

— Профурсеток, которые соблазняют легавых одного за другим под видом легковерных артисточек и которые прячут «жучки» в конференцзалах, кидают за решётку с помощью поджопников, ты, шалава!

Дверь открывается.

Вы скажете, что в этой книге полно дверей, которые открываются, приоткрываются или скрипят. Я вам скажу, что такая же ерунда во всех приключенческих книгах. У нас, у писателей с детективным уклоном, дверь имеет решающее значение, когда она открывается, приоткрывается или закрывается. Дубовая — это наш строительный материал. Аксессуар намбер уан. Любая интрига начинается с: «Тихо открылась дверь». Надо смириться, не заставлять нас ставить blount[89], ибо теряется фольклор. Если в детективных романах ввести правилом дверь шалтай-болтай как в салуне, автор сразу же почувствует себя обманутым, недовольным, растерявшимся. Ты уже не знаешь, как вводить действующих лиц. Они остаются у нас на руках, сбиваются в кучу, как дохлые собаки перед шлюзовой решёткой. В общем, без дверей прекращается движение. Наступает тромбоз в перипетиях. Нам грозит закупорка сосудов в литературе. В нашем действии происходит инфаркт. Так что не будьте занудами: оставьте нам наши двери, о’кей?

Так вот, моя открывается, и появляется суровое лицо Росса.

— Я не потревожил ваш флирт? — спрашивает он (галантно, ибо он прекрасно слышал, как я назвал Камиллу шалавой). — Но у меня, увы, ещё одна плохая новость, сэр.

Он снова высвобождает свой выдающийся кадык.

— Весьма сожалею, сэр, но господин ваш кузен без сознания.

Глава 24

Будучи человеком уравновешенным, Росс вызвал судового врача прежде, чем прийти ко мне, и тот уже восседает у изголовья Гектора в ту минуту, когда я появляюсь в каюте последнего.

События развиваются, не правда ли, мои заиньки? В каком направлении? Вот в чём вопрос, как сказал недавно Лорд Ране Оливье в «Бить или не бить», известном водевиле моего скорбимого товарища Вильяма.

— Что с ним? Несчастный случай? — бормочу я, открывая (ту самую) дверь.

Доктор представляет собой толстого, ещё молодого или ещё не старого, как вам больше нравится, мужчину, волосы блондо-белые, лицо розовое, щёки гладкие и глаза искренние.

— Самоубийство, — говорит он мне, показывая на два баллона куйгаза в глубине каюты.

Я не верю своим ушам и ещё меньше своим глазам.

— Самоубийство?! Вы шутите?

— На работе никогда! — возражает человек врачебного искусства.

Этот кретин воспользовался своими полномочиями корабельного детектива и дал указание принести два баллона куйгаза, затем перекрыл систему вентиляции каюты и открыл их.

— К счастью, — продолжает врач, — как вам известно, куйгаз является производным продуктом бермудина, следовательно, он опасен только в том случае, если им надышаться в большом количестве. Я думаю, что он выкарабкается довольно быстро.

Да услышь его Бог! На Гекторе нет свежести только что сорванного салата! Он бледен как воск, если не сказать хуже. Он дышит как крестьянин в вельветовой куртке в фойе оперного театра, а глаза наполовину закрыты (или наполовину открыты в зависимости от того, оптимист вы или пессимист).

— Гектор, — шепчу я, наклоняясь к одру его страданий, — это Антуан, ты меня слышишь, старый хрен?

Он чем-то булькает.

— Дайте ему прийти в себя, чёрт возьми! — возмущается доктор. — Я жду ассистента, чтобы сделать ему инъекцию засандрина с витамином, и ещё я ему должен сделать лёгкий мацмац Булониуса, чтобы поддержать работу сердца.

Как только он произнёс эти слова, появляется ассистент. Молодой красивый юноша в тёмных очках. Очень темноволосый, очень элегантный, но его походка оставляет желать от него лучшего для тех, кто тащится от голубков-перевёртышей. Вы скажете, что этот корабль просто набит ими, я готов поставить двуглавого орла против затёртой решки, что этот юноша так двигает кормой, что не угадаешь, на что садиться. Вся серия оказалась выигрышной в этом круизе, не правда ли? Министр, массажисты и вот теперь этот милый ассистент…