Отныне и вовек - [7]

Джонс, как и многие другие его современники, не был осведомлен обо всех подробностях процесса, совершавшегося в стране, но общее направление не вызывало у него сомнений, и характер перелома в национальной жизни Америки был для него очевиден. Он замыслил создать эпическое полотно, где предполагал подвергнуть означенный процесс тщательному художественному исследованию на материале жизни американской армии. Замысел — вполне реальный, поскольку в армейской жизни перелом обнаруживался с не меньшей, а может быть, и с большей отчетливостью, чем в других областях американской действительности. Джонс полагал, что сумеет развернуть весь материал в одном романе, где будет показана армейская жизнь в предвоенные годы, солдаты на войне и тыловая Америка, увиденная глазами раненых, вернувшихся на родину. Дописав свой роман почти до середины, Джонс понял, что ему не справиться с грандиозным замыслом в рамках одного произведения, хотя бы и объемистого, что понадобится по меньшей мере еще два романа, два больших полотна, чтобы завершить начатое. Тогда он решился ограничить тему и материал книги и завершил действие романа «Отныне и вовек» нападением японцев на Перл Харбор.

Представляется в высшей степени справедливой характеристика, которую дал роману Максуэл Гайсмар в цитированной уже статье: «… Книга Джонса вобрала в себя все общественные, экономические и политические проблемы, относящиеся к данной области, и специфическую армейскую деятельность, и модели поведения людей, которые одновременно и признают цепь обстоятельств, выпавших им на долю, и восстают против них. «Отныне и вовек» создавался… в момент развала того жизненного уклада, который он воспевает и которому подводит итог, — регулярная армия профессионалов со сроком службы в 30 лет переформировывалась к тому времени в постоянную (если уже не атомную) армию могучей мировой державы»[5].

Здесь только одна ошибка: «момент развала» следовало соотносить не со временем написания романа, а со временем действия. Точкой отсчета (она остается за пределами повествования) можно полагать идеализированное представление об армейской жизни 20–30-х годов, когда не существовало массового призыва на военную службу, когда солдаты завербовывались на 30 лет, в которые укладывалась не только их служба, но практически вся их жизнь, — когда рота была не только местом службы, но и домом солдата, домом не временным, а постоянным, когда не вывелся еще окончательно патернализм в отношениях командира и солдат. Отсюда, кстати говоря, берет начало и утопический идеал, сконструированный Пруитом.

Армейская жизнь, как она представлена в романе, по своим внешним параметрам все еще соответствует старому укладу. Однако ее внутреннее содержание схвачено «в момент развала».

Особенно важно подчеркнуть, что ситуация, показанная Джонсом, предстает перед читателем как частное проявление общенационального кризиса, как некий знак важных перемен, готовых совершиться и уже совершающихся в жизни страны. В третьей книге романа среди действующих лиц появляется генерал Слейтер — фигура схематичная, условная и почти гротескная. Он как бы выпадает из образной системы произведения, опирающейся в целом на принципы психологического реализма. О характере или индивидуальности Слейтера говорить не приходится. Они почти отсутствуют. Так этот образ был задуман. Слейтер — оракул, он не говорит, а пророчествует и вещает. В его речах содержится, как ему кажется, объективная оценка настоящего и будущего Америки и конкретные рекомендации, с помощью которых Америка может в кратчайшие сроки стать тем, чем она «должна» стать. Эти рекомендации охватывают самые разные области: экономику, политику, классовую структуру общества и даже социальную психологию.

Слейтер очень точно улавливает «момент развала», а точнее говоря, переломный, критический момент в истории страны. «Пока что, — говорит он, — ею правят крупные корпорации вроде «Форда», «Дженерал Моторе», «Ю. С. Стил» и «Стандард Ойл». И обратите внимание, они достигают этого очень умело — они прикрываются знаменем все того же патернализма. Они добились феноменальной власти, и за очень короткий срок. Но сейчас главный девиз — консолидация… Только военные могут сплотить страну под единым централизованным контролем». Проще говоря, Слейтер предлагает некий эмбрион идеи военно-промышленного комплекса, который возьмет в свои руки будущее американской экономики и политики.

Слейтеру понятно, что новая система потребует перемен в социальном поведении американцев и соответственно перестройки нравственно-психологических оснований этого поведения. Прежние понятия, принципы, идеалы, лозунги станут неприемлемы. И тут Слейтер предлагает использовать определенные тенденции, развитие которых можно было наблюдать в национальном американском сознании последних десятилетий. «В прошлом, — говорит он, — … страх перед властью был всего лишь оборотной отрицательной стороной в целом положительного морального кодекса «Честь, Патриотизм, Служба». Однако возникновение материализма и начало эры машин все это изменили… Машина лишила смысла старый положительный кодекс. Ведь понятно, что невозможно заставить человека добровольно приковать себя к машине, утверждая, что это дело его «чести»… Таким образом, от этого кодекса сохранилась теперь только его ставшая нормой отрицательная сторона, которая приобрела силу закона. Страх… Внушить человеку, что это дело «чести», нельзя, и, следовательно, вы можете только заставить его бояться последствий, которые его ждут, если он