Отложенная война - [142]

– Граната. Взрыватель фугасный. Заряд третий.

Замковый закрыл затвор и, бешено вращая находящийся с правой стороны маховик вертикальной наводки, поднимал дуло гаубицы до тех пор, пока смотрящий в окуляр прицела, выставленного на отметке 64-00, наводчик не увидел, что перекрестье панорамы опять наползает на засохшую сосну и не крикнул:

– Стоп.

Оба снарядных отбежали назад к установщику. ЗамкОвый отодвинулся за станину вправо. Наводчик отрапортовал об окончательной наводке и шагнул влево. Лева крикнул:

– Товсь!

Заряжающий, держа в руках 5-метровый пеньковый шнур ударника, отбежал назад. Лева резко махнул рукой и скомандовал:

– Огонь!

Заряжающий, крикнув «выстрел», сильно дернул шнур обеими руками. Задранное вверх дуло гаубицы оглушающе и ярко ахнуло огнем, и мощно откатилось назад. Разведенные станины орудия дернулись, содрогнув землю и, поглощая вместе с шасси отдачу, но остались на месте, удержанные упиравшимися во вбитые бревна сошниками.

– Откат 980, – крикнул следивший за отметкой, достигнутой казенником, замкОвый. – Нормальный, – и, открыв одним движением замок, выбросил вниз дымящуюся латунную гильзу.

– Ствол чистый, – отрапортовал заглянувший в открытый еще задымленный казенник заряжающий и, подхватив прибойником горячую гильзу, отнес ее в сторону. Где-то впереди, на расстоянии примерно в 3400 м рванула, углубившись приблизительно на метр в землю, стальная граната. До расчета донесся невидимый отсюда, слабый, по сравнению с собственным выстрелом, хлопок ее разрыва. Все снова заняли свои места. Лева подошел к связисту и стал ждать звонка от комбата. Все были спокойны. Обыденная хорошо им знакомая солдатская работа.

Наблюдательный пункт (НП) комбата находился на этой же заросшей деревьями высотке, где и гаубицы, только на ее западном, обращенном к противнику скате. Там был выстроен и тщательно замаскирован добротный блиндаж с 5-накатным перекрытием. Еще один, передовой, НП находился в деревеньке, за которой держала оборону их бригада. Корректировщики оборудовали свою позицию на высоком сеновале, незаметно выставив стереотрубу через слегка разобранную соломенную крышу, и имели вполне нормальный обзор в западном направлении. На обоих НП находились связисты с рациями.

Получив по радио место падения снаряда, хорошо заметное благодаря высоко взметенному грунту (для чего и ставили обычно взрыватель для пристрелки на фугасное, замедленное, действие), относительно выбранного ориентира, вычислитель отметил ее на карте и внес поправку. Комбат передал новые данные Леве – Лева скомандовал расчету – новый темный куст вырос на короткое время в поле перед деревней. После третьего выстрела, устроившего комбата, он передал параметры Левиной наводки остальным трем гаубицам батареи, уже выставленным по буссоли. Залп параллельным веером очередью с задержкой между орудиями в 1 секунду. Второму орудию из второго огневого взвода пришлось еще подправлять наводку. Еще залп. И еще. Общий результат комбата устроил. Отбой.

При нормальном развитии событий, гаубицам предстояло, не вступая в ближний бой с противником, издалека поражать снарядами невидимые цели, передаваемые на командирский НП собственными корректировщиками или штабом бригады. Шансов уцелеть в бою здесь было гораздо больше, чем в расчете полковой или противотанковой пушки, встречающей врага на прямой наводке. Разве что, нельзя было исключить ответную контрбатарейную стрельбу и воздушные налеты.

Не то чтобы Лева перед явно ожидающимся боем боялся (а дальний беспокойный гул понемногу усиливался, накатываясь с запада), но, как и у любого нормального человека, ожидание сражения и возможной гибели или ранения чувства радости у него отнюдь не вызывали. Почти три года прошли с тех пор, как он, забыв от внезапно полыхнувшей ярости всякую осторожность, в одиночку бил польских уланов из карабина; пластал наотмашь их же подобранной саблей; прошивал очередями из трофейного станкового пулемета, держа его тяжелую махину на весу, и добивал из у них же отвоеванного нагана. И в следующих польских боях Лева показал себя на высоком уровне и даже сносно руководил первый раз подступившим к трофейной гаубице малочисленным и совершенно неумелым расчетом из пехотинцев при захвате казарм артиллерийского полка. В тот раз им даже удавалось попадать (правда, с близкого расстояния) примерно туда, куда он и целился.

Пока батарейцы выносили наверх из погребов дополнительные ящики с боеприпасами (и зачем надо было их только что туда прятать?), подошли от остановившейся неподалеку на лесной просеке подводы старшина Бурляй, под сорок лет крепкий невысокий мужик, лелеющий свои пышные усы, и два тоже в возрасте бойца их хозяйственного отделения. Они тащили под мышками буханки хлеба и в руках термосы с кашей, густо приправленной мясными консервами, и чаем. Проголодавшиеся солдаты, примостившись на станинах, обжигаясь, принялись поглощать запоздавший завтрак. Поглотить до конца они так и не успели. Зуммер телефона. Не успевший проглотить полупережеванную еду связист, выплюнул ее в окоп себе под ноги, ответил в трубку и громко крикнул Леве: